Царь-дерево
Шрифт:
Лю Сыцзя понимал, что душевно и умственно он гораздо богаче многих администраторов, но не хотел становиться Мао Суем, который рекомендовал сам себя [59] , и не мог нигде применить свои идеи. Разговаривать с представителями администрации он тем более не хотел. Начальник автоколонны, этот старый пройдоха, только трясется за свое место и все портит. Секретарь парткома вроде бы неплохой человек, но никто не может толком сказать, в чем его достоинства. Разве он понимает завод или людей, которыми руководит? Много ли у него познаний в производстве, теории управления? А что в этом понимает Цзе Цзин? Уж лучше бы Суня Большеголового сделать начальником автоколонны или на худой конец
59
Мао Суй — придворный одного из царств, на которые был разбит Древний Китай. В 290 г. до н. э. сам вызвался пойти на переговоры с соседним царством и добился успеха.
— Цзе Цзин вернулась! — разнесся слух по автоколонне, и шоферы, как в тот день, когда два года назад девушка впервые пришла сюда, мгновенно собрались на площадке перед гаражом, чтобы увидеть интересный спектакль. Все знали, что секретарь парткома вызывал ее из-за Лю Сыцзя, и хотели поглядеть, как она будет разбираться с этим делом. Если не станет ругать, ей не отчитаться перед парткомом, а если станет, то Лю Сыцзя и Хэ Шунь ведь не лампы без керосина, могут и вспыхнуть. В общем, люди считали, что сегодня произойдет крупный скандал. Одни волновались за Цзе Цзин, другие — за Лю Сыцзя, третьи просто пришли послушать.
Увидев сбежавшихся, девушка сразу все поняла и сделала вид, будто ничего не произошло. Как она и ожидала, собрались в основном любители острых ощущений. Старые шоферы уже уехали, Лю Сыцзя тоже не было — очевидно, отправился вслед за ними. Цзе Цзин обрадовалась, именно так она и предполагала: делайте, мол, с ним, что хотите, а он ни подставляться, ни пререкаться не собирается. Но она все-таки спросила:
— Где же Лю Сыцзя?
— В рейсе, — ответили ей и загомонили: — Вот видите, она сразу о нем спросила!
— А вы почему не в рейсах?
Шоферы опешили. Девушка и впрямь была удивлена: столько человек бездельничает, почему же Тянь за ними не следит? Ведь после восьми часов хоть и с опозданием, но он обычно является.
— Маленькая Цзе, — промолвила Е Фан, — старина Тянь только что просил передать тебе, что у него сердце шалит, и ушел домой.
— Имбирь чем старее, тем горше! Увидел старик, что дело плохо, и тут же смазал пятки! — съязвил кто-то из шоферов.
Е Фан, погрустнев, подошла к Цзе Цзин. Она сердилась на Лю Сыцзя за то, что он занялся торговлей, и в то же время беспокоилась о нем. Резкая на словах, она все-таки была девушкой, не попадавшей в крупные переделки и не очень смелой. Ей хотелось узнать, что думает партком, но спрашивать при людях она не решалась. Другие шоферы, несмотря на резонный вопрос начальницы, тоже не торопились уезжать. Никто не хотел первым начинать разговор, все смотрели на Цзе Цзин. Самым нелюбопытным и глупым оказался Хэ Шунь. Встав сегодня очень рано, чтобы торговать лепешками, он притомился и сейчас, сидя у стены гаража, сладко спал. Цзе Цзин почувствовала, что если не расшевелить этого дурня, то его приятели так и не начнут работать. Она взяла Е Фан за руку и подошла к гаражу:
— Хэ Шунь!
Тот продолжал спать. Тогда Е Фан пнула его ногой.
— Что такое? — вскочил Хэ Шунь, испуганно протирая глаза.
Цзе
— Ты почему не в рейсе?
— А почему других послали за горючим, а мне вписали два рейса за известкой? — заспорил было Хэ Шунь. Спектакль начался.
— Во-первых, известь тоже нужно кому-то возить. Чем ты лучше других? Во-вторых, вчера ты уже ездил за горючим и курил возле бензохранилища, чуть не взорвал его! Бензохранилище сейчас перестраивается, вокруг всего понакидано, одна искра — и пожар. Их начальство сообщило номер твоей машины в милицию. Теперь ты должен дать письменное обязательств никогда не курить во взрывоопасных местах, иначе вообще не будешь возить горючее. А пока на тебя возлагается перевозка извести, цемента и силикатов.
— Ты что, издеваешься? Всю грязную и хлопотную работу на меня сваливаешь? Я не буду ничего делать.
— Ну что ж, тогда давай ключи от машины, я сама за тебя поеду! А когда привезу известь, доложишь, что ты сегодня делал, прогуливал или бастовал.
Она протянула руку. Хэ Шунь попятился, не желая отдавать ключей. Тогда Цзе Цзин перешла в новое наступление:
— Сегодня в заводоуправлении как раз говорили, что у нас народу много, а работы мало, скоро зарплату будет нечем платить. И если кто-то сам отказывается от зарплаты, зачем его уговаривать?
Хэ Шунь растерялся. Проглотить такую обиду при всех — это уж слишком, но и ссориться нельзя: Цзе Цзин теперь умеет водить машину, крепко стоит на ногах, и ее не испугаешь угрозой бросить баранку. А тут эти чертовы лепешки, хорошо еще, что она пока не поминает про них. Лю Сыцзя говорил, что, если сегодня руководство не вмешается, завтра они снова будут торговать и половина выручки его… Хэ Шунь долго пыхтел и в конце концов решил проглотить обиду. Его бугристая физиономия, напоминавшая подшипник, словно раскололась в натянутой улыбке, он придумал себе нечто вроде оправдания:
— Ладно, нечего толковать, рукой ноги не поборешь! Ты — начальница, а я — пешка за баранкой, не послушаться тебя не могу, себе дороже.
Неужели этот хулиган так легко сдался? Зеваки были разочарованы: по их мнению, шума и споров было слишком мало. Кроме того, люди не понимали, почему Цзе Цзин не вспоминала про лепешки. Да еще задержала Хэ Шуня:
— Погоди. Привезешь известь — не забудь написать обязательство. Тогда после обеда сможешь отправиться за горючим.
Это называлось дать вершок, а получить аршин. Хэ Шунь возмущенно замотал головой:
— Когда стена рушится, все ее готовы подтолкнуть! В порванный барабан любой норовит ударить! Неужели вы, начальники, во мне ничего хорошего не видите? Да ты спроси любого в автоколонне: раньше я трех дней не мог прожить без драки, все кулаки чесались, подраться для меня было лучше, чем пельменей съесть, а сейчас разве я кому досаждаю? Я чувствую, мне уже пора в партию вступать!
— В гоминьдановскую партию! — бросила Е Фан, давно обозленная его дурацким поведением.
Все дружно захохотали. Хэ Шунь тоже немного посмеялся над самим собой, сел в машину и уехал. Другие шоферы, видя это, молча засобирались, но Цзе Цзин вдруг крикнула:
— Ладно, мы все равно уже много времени потеряли, так что скажу вам еще кое-что…
Удивленные шоферы остановились.
— За последние два месяца вы несколько обленились — наверное, решили, что, раз завод переживает трудности, получает недостаточно заказов, не дает премий и нерегулярно платит зарплату, значит, мы возвращаемся в голодный шестидесятый год. Так вот знайте: несмотря ни на что, зарплата будет выдаваться без всяких удержаний, а наша автоколонна по-прежнему на коне. Дирекция надеется, что мы будем брать на себя перевозки и для других организаций, помогать заводу зарабатывать деньги в этот период урегулирования. Итак, мы не можем позволить себе нарушать дисциплину, а, наоборот, должны укреплять ее, все правила будут строжайше соблюдаться. С этого месяца восстанавливаются премиальные!