Царь нигилистов 6
Шрифт:
Но было любопытно, откуда берутся девушки, читающие Чичерина в 15 лет.
— У вас очень умная дочь, — заметил Саша. — Я получил огромное удовольствие от беседы с нею. Даже почти забыл, настолько я плохой танцор.
— Она тоже не любит танцы, — вздохнул генерал. — Хотя в пансионе Заливкиной, где она учится, танцам и музыке уделяют много внимания. Преподаёт им танцовщик Стуколкин. Но ей лишь бы книжки читать.
— Если бы она не читала на балу, я бы её и не заметил, — улыбнулся Саша.
— Она на бал пошла только потому,
«Ну, да! — подумал про себя Саша. — Автор первой российской конституции».
Но только скромно улыбнулся и спросил:
— Нравится ей в пансионе?
— Нравится, — кивнул хозяин. — Это один из лучших пансионов Петербурга.
— А где Анна Михайловна? — спросил Саша. — У меня для неё подарок.
— Аня здесь, — сказал хозяин. — Её отпустили из пансиона на Рождество. Только очень стесняется.
— Я хочу её видеть! — с интонацией принца заявил Саша.
За Евреиновой послали лакея, и она явилась, скромно сложив ручки и потупив глазки. Кажется, в не самом парадном платье в мелкий цветочек, но с положенным по моде кринолином.
Саша вынул «Очерки Англии и Франции» с торчащими закладками и вручил Анне Михайловне.
— Это вам, — сказал Саша. — Вы ещё не читали?
— Читала, Ваше Императорское Высочество, — призналась она.
И отец посмотрел на неё тяжело.
— Я прочитал только начало и отметил понравившиеся мне моменты, — сказал Саша. — Напишите мне, что вы об этом думаете?
— Я могу вам писать? — спросила Анна Михайловна.
— Буду счастлив, — улыбнулся Саша. — А я могу писать вам?
— Да, — тихо сказала она.
И покосилась на отца.
— Конечно, — расплылся в улыбке тот.
Есть так называемый «родительский просмотр», думал Саша. Но смогла же как-то Татьяна написать Онегину и даже тайком побывать в его доме.
— Спасибо за рекомендацию, Анна Михайловна, — сказал Саша. — «Опыты» я тоже купил. Я лично знаком с автором, но при встрече он мне показался несколько консерватором. Пишет он положительно лучше, чем говорит.
— Мне кажется, чтение не совсем для барышни, — тихо проговорил хозяин.
— Почему? — удивился Саша. — Моя прапрабабка с вами бы не согласилась. Она такое не только читала, но и писала. В форме указов.
— Екатерина Великая — исключительный случай, — заметил хозяин.
— Просто мы не про всех знаем, — сказал Саша. — Историю пишут мужчины. А вот в Японии, например, иначе. Это страна писательниц. Анна Михайловна, ваш батюшка сказал, что вам нравится ваш пансион…
— Языки, литература… но я ненавижу рукоделие!
И глаза её сверкнули так, что Саша подумал, что вовсе она не такая скромная кошечка, какой хочет казаться в присутствии отца. Интересно, сколько пяльцев с вышивкой тут полетели в печку?
— Я тоже столярное дело не очень люблю, — признался Саша. — Но можно сделать что-нибудь полезное. Мир меняется, неизвестно, как судьба повернётся.
Генерал посмотрел
— Сколько вам ещё учиться в вашем пансионе? — спросил Саша.
— Пять лет, — ответил за неё генерал.
Долго! Саша уже мечтал, как он за ручку введёт Анну Михайловну в Питерский универ осенью следующего года.
Когда великий князь ушёл, Анна Михайловна закрылась в своей комнате. Отец даже не накричал на неё, как обычно, когда он находил у неё книги по философии, математике и естествознанию. Из серьёзных предметов сколько-нибудь приличным чтением для барышни он считал только историю.
Но интерес великого князя, явно перевернул его представления.
Она открыла «Очерки Англии и Франции» и оттуда выпал листок бумаги. Хорошо, что она была одна.
"Любезнейшая Анна Михайловна! — начиналась записка. — По нашему делу я написал Константину Дмитриевичу Кавелину, не называя вашего имени и сути проблемы. Мне кажется, лучшим выходом был бы анонимный слепой экзамен, поскольку я не знаю позиции Константина Дмитриевича по нашему делу. Список книг для подготовки я у него спрошу. Скорее всего, понадобится латынь.
Училище правоведения нам пока не подойдет. Там воспитанники спят все вместе в общей спальне, и других вариантов пока нет, кроме экстерната.
Со временем, думаю, можно будет сделать отдельную спальню для девочек (а лучше отдельные кельи). Попробую навести Петра Георгиевича на эту мысль, когда он вернётся из-за границы.
Но это дело долгое. Мне кажется университет — это более реалистично. Для женского класса в училище правоведения должно быть желающих хотя бы человек десять. Но кто-то должен стать первым.
Пишите!
Ваш Александр".
Вечером Саша получил ответ от Кавелина.
'Ваше Императорское Высочество! — писал Константин Дмитриевич. — Вы очень осторожны и печётесь об интересах того человека, о котором пишите, но, по-моему, я понял, в чём дело. Смею предположить, что ваша протеже — барышня. Я не ошибся? Мне легко было это понять. Дело в том, что в Петербургском университете, как раз на юридическом факультете, с осени сего года уже учится одна девица: Наталья Корсини. Правда, пока вольнослушательницей. Мы провожаем её до аудитории (я, Спасович или ректор), на всякий случай.
Конечно, я постараюсь помочь.
Преданный вам, Константин Кавелин'.
Владимир Данилович Спасович был профессором криминального (то бишь уголовного) права Петербургского университета. Саша знал о нём ещё из будущего, как об авторе учебника по уголовному праву, в котором он критиковал уложение Николая Павловича. Интересно, учебник уже вышел?
'Любезнейший Константин Дмитриевич! — писал Саша Кавелину. — Спасибо огромное за ответ! Как же я рад, что вы на нашей стороне. Да, вы угадали, но я пока оставлю за собой право не называть имя моей знакомой.