Царь нигилистов 6
Шрифт:
— Это ещё не значит, что тебе известно, как избежать революции, — отрезал папа.
— Аксаков в своем «Парусе» отказался печатать Алексея Толстого, которого ты так любишь, — заметила Саше императрица, — поскольку у него стихи недостаточно славянофильские. Аксаков говорил, что он бы и Пушкина с Гоголем не напечатал, если бы они принесли ему свои произведения, несогласные с духом газеты.
— В своем издании Аксаков имел полное право творить всё, что угодно, — возразил Саша. — Хоть Шекспира не брать, ибо низкопробные пьески для народа. Ну, что поделаешь,
— Ты бы ещё Кавелина предложил! — хмыкнул отец.
— Тоже неплохой вариант, правда, сторонник общины. Но здесь важны не его личные убеждения, а не будет ли он затыкать рты оппонентам. Мне кажется, он к этому не склонен. Если ошибаюсь — сменим.
— Саша! — оборвал отец. — Никаких комитетов по печати!
Саша вздохнул.
А мама оперативно перевела разговор на другую тему.
— Никса, как тебе лекция Буслаева?
На посту попечителя цесаревича граф Строганов развернул бурную деятельность и выписал из Московского университета знаменитых профессоров: филолога Буслаева и историка Соловьёва. За ними сохранили кафедры в Москве вместе с профессорским содержанием и назначили дополнительно жалование за преподавание Никсе по 3000 рублей в год на брата и 500 рублей подъёмных.
Когда Саша услышал эти цифры, он подумал, что и ему с Якоби можно было бы премию за радио наличными выдать, и лабораторию по выделению пенициллина профинансировать. А он, наслушавшись про «банковый кризис», выдал речку Вачу родному правительству.
Стоит ли упасть Никсе на хвост и напроситься на лекции к знаменитостям? К Буслаеву вряд ли. Саша не видел большой пользы от филологии. К Соловьёву — может быть. Там в будущем он, разумеется купил его многотомное собрание сочинений, но изучить не нашёл времени. А если напроситься на курс — никуда не денешься, сдавать-то надо.
— Читает с напором, словно греческий эпос, — улыбнулся Никса. — Жестикулирует, бьёт по подлокотникам кресла, размахивает своими записями. Словно актёр в театре.
— Значит, не соскучишься, — сказал Саша.
— Да, — кивнул Никса. — Я не заметил, как пролетел час.
— А о чём? — поинтересовался Саша.
— Древнерусская литература: старинные Евангелия, жития русских святых, история церкви, Соборное уложение царя Алексея Михайловича.
Курс назывался «История русского слова».
— Любопытно, — сказал Саша. — Особенно последнее. Уголовный кодекс 1649 года. Там, кажется, за курение табака была смертная казнь с конфискацией имущества.
— Мы ещё не прошли, — признался Никса. — Буслаев его только пообещал.
— Я и сам могу его прочитать, — сказал Саша.
— Сначала немецкий сдай, — заметил папа.
С немецким была проблема. Вызубрил Саша много, но это не означало владения предметом. После полутора лет занятий он оценивал свой уровень примерно на А2. Не так уж плохо, но недостаточно для того, чтобы
— А можно всеобщую историю на лето перенести? — поинтересовался он. — Я сдам, наверное, но так себе.
— Нет, — отрезал царь.
Уже ночью Александр Николаевич, оставшись один в своём кабинете, вынул из ящика письменного стола Сашины безумные письма лета 1858-го.
«Происхождение видов» Дарвина нашлось быстро. Почти в самом конце списка, уже после Североамериканским штатов, в разделе «Англия», после какого-то «Всадника без головы» какого-то Майн Рида. Царь взял карандаш и поставил рядом жирную галочку. Она была не единственной. Другая уже почти год красовалась рядом с «Обломовым» Гончарова.
Тогда в январе, он отдал этот список Мари. Она поручила кому-то переписать и вернула. Интересно, кто переписывал.
От всего этого было как-то не по себе. Александр Николаевич взял с собой одного лакея и пошёл прогуляться по Дворцовой Набережной. Было тихо и холодно, у фонарей кружил снег.
Над Невой царила тишина.
Утром Саша расспрашивал Гогеля об училище правоведения.
— Училище основано принцем Петром Георгиевичем Ольденбургским, — начал Гогель. — Поступить могут дети потомственного дворянства и чинов не ниже полковника. Принимают мальчиков от 12 до 17 лет. Учатся шесть лет.
— Воспитанники живут в училище? — спросил Саша.
— Да, — кивнул Гогель.
— Все спят вместе в общей спальне или у каждого своя келья, как в Царскосельском лицее?
— В общей, — сказал Григорий Фёдорович, — в дортуаре. Также, как в кадетских корпусах и Пажеском корпусе. И дисциплина там военная. И строевая подготовка.
— Понятно, — сказал Саша. — И нет никакой возможности просто приходить в училище, а не жить там?
— Такого нет. Но есть экстерны. Можно вообще не посещать занятия, а только сдавать экзамены.
— Это очень интересно.
— Но их мало, только в порядке исключения. Для вас, конечно, исключение сделают, но зачем? Военное образование куда более уважаемо.
— Я не для себя узнаю, — признался Саша. — Но мысль интересная.
— В старших классах там надо посещать тюрьмы, — добавил Гогель. — А на занятиях по судебной медицине — морг Мариинской больницы. И присутствовать при вскрытиях трупов.
— Меня этим не напугаешь, Григорий Фёдорович, — заметил Саша. — Да, всё интереснее и интереснее.
Гогель вздохнул.
— При поступлении нужно сдавать экзамены по всему гимназическому курсу. История, русский, французский и немецкий — обязательно.
— Да, немецкий надо подтягивать, — признался Саша. — А экзамены устные?
— Да, конечно.
— Жаль. У меня в школе Магницкого экзамены письменные и анонимные. В Училище правоведения такого нет?
— Нигде такого нет.
— Понятно, — сказал Саша. — Да, видимо, для моего протеже надо найти что-то другое… я к Никсе, Григорий Фёдорович.