Царь нигилистов 6
Шрифт:
Гувернёр кивнул. К брату он отпускал Сашу без сопровождения.
Никса, слава богу, был один.
— Ты ведь с Кавелиным переписываешься по-прежнему?
— Да.
— Мне нужно ему написать.
— Конфиденциально? — спросил Никса.
— В общем, да. Один мой знакомый очень хочет на юридический, но родители планируют для него другую карьеру. Хочу понять, может ли Константин Дмитриевич помочь.
— Это не ты? — поинтересовался Никса.
— На этот раз нет.
— Тогда может быть, — усмехнулся брат.
—
И Саша сел за письмо:
'Любезнейший Константин Дмитриевич!
На днях я познакомился с очень умным человеком. Будучи примерно одного возраста со мной, этот человек уже привычен к серьёзному чтению и порекомендовал мне сборник статей вашего ученика Бориса Николаевича Чичерина, который я обязательно собираюсь прочитать. Ибо краткий пересказ мне показался интересным, а мысли неожиданными.
Человек, с которым я познакомился, мечтает о карьере юриста, но родители его вряд ли с этим согласятся. Тому есть причины. И это не только родительское тщеславие. Дело в том, что у этого человека есть одна физическая особенность, которая нисколько не помешает ему учиться, но может вызвать предубеждение экзаменаторов из-за бытующих в обществе стереотипов.
Я хочу ему помочь.
Есть ли какой-то способ сдать экзамены на юридический факультет Петербургского университета письменно и анонимно?
Дело в том, что имя моего протеже тоже может помешать экзаменаторам оценить его знания с достаточной степенью объективности.
Надеюсь на ваше понимание и помощь.
Ваш Великий князь Александр Александрович'.
— Можно посмотреть? — спросил Никса.
— Читай, — сказал Саша. — Но имя не спрашивай.
Никса пробежал глазами.
— Он что не дворянин? Почему ты не хочешь, чтобы экзаменаторы знали имя?
— С дворянством там всё в порядке, — усмехнулся Саша. — С папенькиным чином — тоже. Не в этом дело.
— Сын политического преступника? Декабриста?
— Нет, насколько я знаю. Судя по должности — точно нет.
— То есть отец достаточно высокопоставленный?
— Да, но не допытывайся, кто.
— Я его знаю?
— Скорее всего. По крайней мере, ты о нём слышал.
— А о твоём протеже я слышал?
— Не скажу.
— Значит, слышал.
— Не пытайся угадать, — усмехнулся Саша. — Ты в плену тех самых стереотипов.
— Он инвалид? Слеп, глух, хром?
— Боюсь, что слепота, глухота и хромота, как раз могут помешать учиться.
Никса ещё раз прочитал письмо.
— Что же у него за физический недостаток?
— Я бы не сказал, что это недостаток, — улыбнулся Саша.
Глава 10
Николай недоуменно пожал плечами.
— Отправишь по почте?
— Нет, лучше с лакеем. И в собственные руки.
Письмо уехало к Кавелину, а Саша отправился к Опочининым.
Даша
Кабинет Веры Ивановны напоминал кабинет императрицы в Фермерском дворце. Тот же стиль, похожий на «Прованс»: светлая мебель в синих соцветиях глицинии, гортензии или сирени, такие же шторы, китайская ваза в той же цветовой гамме и темно-синий ковёр на полу. Масляная лампа на круглом столике, покрытом тяжелой гобеленовой скатертью, и такая же в люстре под потолком, каминные часы.
Принесли чай.
Вера Ивановна оказалась куда более интересной собеседницей, чем маменька Лизы Шуваловой и свободно обсуждала не только погоду, но и литературные новинки. И жаловалась на пустоту Света и необходимость однако же с ним считаться.
Так разговор откочевал к Тютчеву.
— Он, конечно, гениальный поэт, — заметила хозяйка. — Хотя немного рассеян и большой чудак. Вы знаете историю о том, как он украл фрак своего лакея?
— Украл фрак лакея? — переспросил Саша. — Не может быть.
— Он тогда собирался на приём к Елене Павловне и заснул в гостях у своих знакомых. Слуга приготовил ему фрак, а свой положил рядом. Фёдор Иванович не посмотрел и надел фрак лакея. Так и пошёл к Великой княгине. Она много усилий приложила, чтобы не рассмеяться. И всем приказала не обращать внимания. Так что Фёдор Иванович только потом узнал, в каком фраке был у Елены Павловны.
Саша подумал, что в этом есть некоторый символизм.
— Но он не настолько не от мира сего, как может показаться, — заметила Вера Ивановна и покосилась на Гогеля. — Вы читали его статьи, Ваше Императорское Высочество?
— Пока нет, — признался Саша. — Он мне подарил целую подборку на немецком. Прочитаю обязательно, хотя в общем понимаю, что там. У нас несколько разные взгляды. К идее всемирной православной монархии я отношусь, прямо скажем, с некоторым скептицизмом.
— У него многое ходит в списках, — заметила Вера Ивановна, — больше, чем на немецком. Была записка, которую он подавал ещё вашему покойному дедушке императору Николаю Павловичу…
— Это не та, где он писал, что нужно проводить российскую политику в европейских изданиях?
— Да, — кивнула Опочинина. — Его Величеству записка настолько понравилась, что он выплатил Тютчеву 6000 рублей серебром и позволил вернуться на дипломатическую службу, с которой его выгнали за то, что он сбежал на венчание со своей второй женой.
— Я и не сомневался в том, что именно ради этого и пишутся подобные записки, — усмехнулся Саша.
«А также в том, что „Раша тудей“ — весьма доходное предприятие», — подумал он про себя.
— Даже сумма известна? — поморщился Гогель.