Царь нигилистов 6
Шрифт:
— Нет, для них открыты только тюрьмы гражданского ведомства. А здесь крепость. И секретный дом равелина.
Об обществе попечения о тюрьмах Саша знал в силу профессии, но всё равно понаслышке. В Советское время о нём не писали вообще, первые публикации появились в девяностые годы, и были редки.
Учреждённое Александром Павловичем, оно занималось благотворительностью и имело право на посещение тюрем в любое время.
Очень похоже на Общественные наблюдательные комиссии в постсоветской России,
Между тем, солдаты с корзинами переместились к следующей двери под номером два.
— Карл Егорович, в можно мне изнутри на это посмотреть? — попросил Саша, — я не помешаю, постою у двери.
— Не доверяете нам, Ваше Императорское Высочество? — спросил Мандерштерн.
— Проверяю, — признался Саша.
— Туда по правилам нельзя заходить с оружием, — сказал комендант.
И покосился на навязанную утром Гогелем саблю. Ибо офицер не должен ею пренебрегать, выходя из дома, тем более направляясь в крепость.
Саше скорее нравилось её носить, правда, сука, тяжёлая. И не всегда понятно, куда её девать, например, в ландо.
— А! — сказал Саша. — Это совершенно не проблема.
Снял саблю и протянул коменданту.
— Я же понимаю, что это требование безопасности.
— Хорошо, — со вздохом сказал Мандерштерн.
И принял оружие.
Подозвал вошедшего в коридор давешнего унтера, и к нему перекочевала сабля вместе с Сашиным ментиком, который ему, честно говоря, надоело таскать.
В следующую камеру два солдата с плац адъютантом, фельдфебелем и ефрейтором ввалились в том же составе, и вслед за ними вошёл Саша в сопровождении коменданта и унтер офицера.
Арестант сидел на кровати, за маленьким столиком, на котором стояла свеча в медном подсвечнике, чернильница с гусиным пером, металлическая пепельница с окурками и несколько книг стопкой. Он был очень молод, лет двадцати. Над верней губой едва пробивались светлые усики.
— Встать! — заорал плац-адъютант.
— Прежде всего, я попросил бы вас не орать в моём присутствии, — громко сказал Саша.
Заключенный начал было подниматься с места, но Саша остановил его жестом руки.
— Не вставайте, сударь. К сожалению, не знаю вашего имени.
— Это номер два, Ваше Императорское Высочество, — объяснил плац-адъютант.
— Да, — кивнул комендант. — здесь только номера.
— У меня нет привычки называть людей номерами, — заметил Саша.
— Таков порядок, — возразил Мандерштерн.
— Не ожидал от вас, Карл Егорович, — сказал Саша. — Это варварский порядок.
Он был сказал «фашистский», но решил, что не поймут.
И кивнул арестанту.
— Представьтесь, пожалуйста!
Юноша медленно встал, опираясь на стол.
— Муравский Митрофан Данилович, Ваше Императорское Высочество!
— Из киевских
— Да, — кивнул арестант, — до недавнего времени.
— Не скажу, что мне очень приятно вас видеть здесь, — заметил Саша.
И добавил:
— Присаживайтесь. Лишить вас обеда не входит в мои планы, заставить вас есть стоя — тем более.
Муравский сел, и действо началось.
Один солдат приподнял свечу и чернильницу, переложил на кровать книги и постелил на столик белую салфетку, потом налил воды в оловянную кружку, а ефрейтор выложил горкой мандарины, лимоны и все четыре шоколадки.
— Это от великого князя Александра Александровича, — прокомментировал он.
— От меня, да, — кивнул Саша, — прямо с круглого рынка. Приказчик-плут обещал, что лимоны две недели пролежат. Но я бы разделил этот срок на два.
Муравский сдержанно поклонился, приложив руку к груди и сказал:
— Благодарю.
Второй солдат водрузил на стол поднос и снял с него тарелки, приговаривая:
— Это суп, Ваше благородие, это рыбка с огурчиками и картошечкой, это капустка квашеная от великого князя, это квас, а вот это пирожное на десерт.
— Пирожное? — переспросил Саша.
Он решил, что не расслышал.
— Да, — кивнул комендант, — а что вас удивляет?
— Не ожидал здесь увидеть, — проговорил Саша.
И вспомнил эпизод из фильма «Хочу в тюрьму», где герой, оказавшись в голландских застенках, открывает пластиковый контейнер с обедом и восхищённо говорит: «Вот это пайка!»
Солдаты, нижние чины и плац-адъютант вышли в коридор и отправились кормить следующего арестанта. В камере, кроме Муравского, остались комендант, его денщик и Саша.
Обстановка состояла из столика, на котором был сервирован обед, деревянной кровати, выкрашенной в зелёный цвет, с двумя подушками и байковым одеялом, стула с гладким деревянным сиденьем и деревянного зелёного куба высотой примерно со стул. О назначении куба Саша догадался по его сходству с подобными предметами в Зимнем, толстой крышке сверху и дверце спереди. За дверцей, очевидно, ведро. А просто в ведро дворянин никак не может. Разве что на гауптвахте, но «губа» обычно ненадолго.
Запах почти не чувствовался. Саша предположил, что табак забивает.
Возле спинки кровати стоял большой кожаный чемодан с тремя застёжками.
Стены были выкрашены также, как коридор: серым с красной каймой у потолка, окно забрано решёткой и закрашено белилами на две трети, только самое верхнее звено оставалось прозрачным, но было слишком высоко, чтобы что-то в него увидеть.
В камеру выходила изразцовая печь, которую топили из коридора.
— Вы удовлетворены, Ваше Императорское Высочество? — спросил Мандерштерн. — Пойдёмте?