Царь нигилистов 6
Шрифт:
Но не спасло от народного гнева.
Зато потом господа революционеры до отказа заполнили Консьержери.
— И почти три года в равелине не было никого, — уточнил комендант.
— Мой добрый папа, — усмехнулся Саша. — И что на него нашло с этими студентами!
Он взял в руки кандалы.
Всё это хозяйство было порядком ржавым и оставляло на пальцах рыжие следы, так что Саша был готов поверить в долгое их неприменение.
Рядом с кандальным сундуком стояла четырехъярусная деревянная подставка с винными бутылками.
— Арестантам дают вино? — удивился Саша.
—
— Ничего себе!
Саша взял одну из бутылок красного. Фетяска.
— Знакомая марка, — усмехнулся он. — В кадетском лагере баловались. Всё молдавское?
— Да.
— А где сидел Достоевский? Известен номер камеры?
— Да, пойдёмте, — сказал Мандерштерн. — Это в большом коридоре.
Большой коридор от малого принципиально не отличался: те же двери камер с одной стороны и окна в сад под потолком — с другой.
— Вот номер семь, — сказал комендант, — и номер девять. Но пустить внутрь не могу. Номера заняты.
— Понятно, — кивнул Саша.
Из малого коридора послышался приглушённый шум.
— Что там? — поинтересовался Саша.
Ответ явился сам собой. В большой коридор вошли двое солдат и унтер с четырьмя корзинами с белыми холщовыми мешочками на дне.
— Это ваши подарки с Круглого рынка, Ваше Императорское Высочество, — объяснил комендант.
— Всё переделывать пришлось, Ваше Высокопревосходительство, — пожаловался унтер Мандерштерну. — Очень длинными верёвками завязали. Пришлось всё резать вчетверо и перевязывать.
— Я предлагал, чтобы мы сами всё сделали, — заметил комендант.
Саша запустил руку в ближайшую корзину, вытащил мешочек, развязал и убедился, что там курага.
— Всё будете проверять? — спросил Мандерштерн.
— А я не ленивый, — сказал Саша.
И инспектировал три остальные корзины. Орехи двух видов, изюм и вяленая рыба. Всё норм. Только пакетиков маловато.
— Это не двадцать, — заметил он.
— Не всех ещё привезли, — объяснил комендант. — Но я же знаю, сколько мы ждём арестантов. Потом раздадим остальное.
— Я найду способ проверить, — пообещал Саша.
— Знаете, что рассказывают о Сперанском? — улыбнулся комендант.
— Что?
— Я вспомнил об этом, когда вы упомянули Его Сиятельство в разговоре.
— Очень интересно. И что натворил граф Михаил Михайлович?
— Тогда он ещё не был графом, — сказал комендант. — И государь Александр Павлович назначил его генерал-губернатором Сибири и поручил ревизию края. Как только слух о назначении дошёл до местных чиновников, один сошёл с ума, другой допился до белой горячки и чуть не утопился, а жена иркутского губернатора Трескина, говорят, наложила на себя руки.
— Не зря переполошились? — спросил Саша.
— Ой, не зря! Приехав в Сибирь, Михаил Михайлович ввел гласность, так что жалобы на начальство перестали считаться преступлением, и в результате снял со всех должностей своего предшественника и ещё двух губернаторов иркутского и томского, почти полсотни чиновников отдал под суд, а почти семьсот оказались причастны к злоупотреблениям и украли в общей сложности 5–6 миллионов тогдашних рублей.
—
— В должности генерал-губернатора? — спросил комендант.
— Сибирского генерал-губернатора. Вы уже второй человек, что предрекает мне эту должность. Так что видимо не отверчусь. Ну, на озеро Байкал посмотрю. Давно мечтал.
Они шли по коридору вслед за караульной командой, и корзины пустели.
— Больше в камеру не пущу, Александр Александрович, — Мандерштерн. — Делайте, что хотите. Только с разрешения государя.
— Да, я вам, в общем, доверяю, — сказал Саша. — Будь вы сибирским чиновником, вам бы не пришлось топиться при моём приближении. Всё значительно лучше, чем я думал.
— Тогда, может быть, в Трубецкой бастион?
— Хорошо, поехали.
Когда они вышли на улицу, солнце уже клонилось к закату, зато снег прошёл, и небо сияло бездонной лазурью. В лёгкие вливался весенний воздух, пахнущий Невой и первыми проталинами, и Саша осознал, как же душно и сыро было в тюремных коридорах. Они сели в сани и вернулись в основную часть крепости.
На выезде из Васильевских ворот в сани вернулся Митька, а Саше отдали саблю.
Трубецкой бастион находился справа от дверей равелина, Митька попросился остаться в санях, а Саша с комендантом пошли к двухэтажным каменным укреплениям. Вошли внутрь через обшитую металлом арочную дверь и снова оказались в сырой тюремной атмосфере.
Коридор со сводчатым потолком, едва освещённый масляными лампами, уходил вдаль, теряясь во тьме. По обе стороны шли двери камер, также обшитые железом, как и входная.
Ремонт до сюда не дошёл, и кое-где железо на дверях проржавело и обнажилась их деревянная основа, а штукатурка отвалилась и открыла старинную кирпичную кладку.
Окон не было вовсе.
Комендант отрыл дверь ближайшей камеры.
— Заходите, Ваше Императорское Высочество!
Камера была совсем тёмной, только под потолком имелось закрашенное на две трети маленькое окно. На столе стояла плошка с маслом, вроде тех, которые используют для иллюминации. Мандерштерн зажег фитиль, и Саша успел увидеть убегающих под кровать тараканов.
Оная кровать состояла из досок на ржавой железной раме, между которыми имелись здоровые щели. И никаких признаков ни белья, ни подушек, ни тюфяков.
Огонь осветил стены, и они засияли каплями влаги на желтоватой штукатурке, которая, видимо, изначальна была покрашена белой извёсткой. От плошки шёл густой чад.
— Здесь жить нельзя, — резюмировал Саша. — Единица с минусом.
— Так и не живёт никто, — сказал комендант.
— Царевич Алексей здесь содержался?
— Вряд ли, здесь есть места получше, я покажу.