Царь нигилистов
Шрифт:
— У тебя был второй вариант, — напомнил Никса. — Из вощеной бумаги. Давай запустим.
Вощеной бумагой Сашу обеспечил деловой партнер Илья Андреевич Шварц. Оказывается, в нее принято заворачивать порошки в аптечном деле.
И Саша представил, как припашет к производству фонариков помощников Шварца. Интересно только, что произойдет раньше: упомянутый указ или открытие дополнительной мастерской при аптеке.
Надо бы, конечно, инструкцию написать: в городе не запускать, вблизи лесов не запускать, в ветряную погоду не запускать, от
Саша развернул фонарик из вощеной бумаги и намотал на проволоку дополнительную промасленную тряпку, чтобы увеличить мощность горелки. Насколько именно вощеная бумага тяжелее папиросной он представлял очень приблизительно.
Гогель с Зиновьевым держали фонарик, пока он поджигал. Вощеный вариант реагировал медленнее, ждать пришлось дольше, но в конце концов и его потянуло вверх. И он очень лениво поплыл в небо.
— Получилось, — сказал Никса.
— Улитка на склоне, — припечатал Саша.
— Но летит же! — вмешался Володя.
Зато более тяжелый вариант меньше качался от ветра и вообще вел себя устойчивее. А чем выше поднимался, тем быстрее летел.
Он поднялся над морем и полетел куда-то в сторону Финляндии, сияя пылающим углем на фоне первых вечерних звезд. Пока не превратился в красную точку.
И Саша оптимистично подумал, что с вощеным фонариком всемилостивейший указ появится позже.
Этот вариант и решили запустить на матушкином ДР.
Утром Саша исполнил под фортепьяно «Балаган».
Записывая текст и ноты по просьбе общественности, не забыл сказать, что под гитару лучше, и пообещал основные события вечером.
Никса красиво написал на фонарике:
«Милой Мам'a от Саши и Никсы, 27 июля 1858».
Запуск запланировали на половину десятого вечера, сразу после заката.
Когда фонарик поплыл вверх, темная надпись четко выделилась на его боку.
Мам'a сначала обняла Сашу, а потом Никсу.
В глазах ее стояли слезы.
В среду пришло письмо от дяди Кости:
«Саша, а ты не мог бы записать твои стихи для „Морского сборника“?»
«„Морской сборник“ печатает стихи? — удивился Саша. — А гонорары платит? И можно сразу мне, а не Зиновьеву с Гогелем?»
Однако тексты послал, не уточняя их происхождение.
«Такие печатает, — ответил дядя Костя. — Только не в ближайшем номере. Чтобы не отдавать слишком много страниц одному автору. И под псевдонимом, чтобы не раздражать твоего пап'a. Гонорары платим, не обидим. Да, лично тебе».
«Пап'a поймет», — написал Саша.
«Это ничего. Главное, чтобы имя не мелькало».
В тот же день Никса поделился «Колоколом». Точнее первыми номерами сего года.
Саша
А уж знаменитая статья «Через три года» (которая «Ты победил, Галилеянин!») содержала наглую неприкрытую лесть и сравнивала пап'a не много, ни мало, а с Иисусом Христом.
«Мы имеем дело уже не с случайным преемником Николя, — писал Герцен, — а с мощным деятелем, открывающим новую эру для России… Имя Александра II отныне принадлежит истории; если б его царствование завтра окончилось, если б пал под ударами каких-нибудь крамольных олигархов, бунтующих защитников барщины и розог — все равно. Начало освобождения крестьян сделано им, грядущие поколения этого не забудут!»
Нет, это писал не какой-нибудь придворный подхалим!
Это писал опальный изгнанник Герцен Александр Иванович в полностью запрещенном «Колоколе»!
Так это его декабристы разбудили?
Оппозиция Его Величества!
Такая оппозиция должна сидеть в парламенте на зарплате, а не по Лондонам шляться.
Это он — главная ударная сила всемирного жидо-масонского заговора, как считают монархисты и русские нацики в 21-м веке? Это он — лондонский русофоб?
«Дядя Костя, — писал Саша. — Я начал читать „Колокол“, и я ничего не понимаю. Зачем он вообще запрещен? Автор ни одного грубого слова о Пап'a не написал. Автор исключительно вежлив и политкорректен. Автор превозносит все наши начинания. Ну, зачем стрелять себе в ногу и лишать себя такой поддержки, когда у нас в губернских комитетах крепостник на крепостнике сидит и крепостником погоняет?»
«Автор превозносит не только наши начинания, но и господ декабристов, — в тон ему ответил дядя Костя. — Автор написал очень жесткий фельетон о Мам'a (твоей бабушке). Ты, наверное, не добрался еще. Называется „Августейшие путешественники“. Про то, что она колесит по Европе с огромным двором и везде снимает по три виллы, потому что в одной все придворные разместиться не в состоянии. Что каждый ее переезд равняется для России неурожаю, разливу рек и двум-трем пожарам.
И, наконец, автор — республиканец и социалист».
«Декабристов Пап'a простил, — отвечал Саша. — Да и дела это давно минувших дней. Про бабиньку пока не читал и, наверное, мне бы было за нее обидно. Но, кто же путешествует, поражая роскошью, достойной арабского шейха, когда твоя нищая страна разорена войной, а крестьяне до сих пор сохой пашут? Как лидер левой оппозиции Герцен и должен обличать власть имущих за неприличное мотовство, это ему по должности положено.
А то, что он социалист… так мало ли у кого в голове какая каша — это же не повод для выдавливания в Лондон!»