Царица Армянская
Шрифт:
— Небо над твоими владениями доброе, брат мой Артит Арар. Оно этой
ночью наградило меня встречей с богиней Нуар, которая явилась мне в образе
другой Нуар, оставленной мною на острове в море Наири, и я этим очень
доволен. Доволен, но испуган тоже. Неужели она вечно будет преследовать
меня?..
— Не держи худого на уме, божественный. Богиня Нуар является тому, к
кому она благоволит. Считай, что будешь жить долго и счастливо.
Река
так, что я забуду Мари-Луйс? Нет, нет! Отведи от меня все соблазны, Нуар!
Убереги от колдовских чар!
Река бурлила. Вода в ней тяжелая, бурая, будто медь растворили. В
камышах копошились дикие утки. То там, то тут взлетали и кружили в небе
аисты. Вот один из них ринулся в камыши и тут же взлетел, сжимая в когтях
змею. Убить змею — дело доброе, только при этом нельзя произносить
чье-либо имя. Считается, что названный тут же помрет.
Каранни испугался: ведь имя Нуар было у него на языке. Он приказал
грузиться на плоты и сам с берега прыгнул на один из них.
— Ты уверен, Артит Арар, что твой плот не унесет меня в объятия
властительницы морей и рек богини Цовинар? В последнее время многие богини
жаждут прибрать меня.
— Ерасх наш хоть и не из добрых, но государей почитает, божественный!
Будь спокоен.
Рабы Артит Арара, правившие сильно отяжелевшими плотами, затянули
песнь о Ерасхе...
Некогда на месте Айраратской долины было море. Синее-синее. И жили в
нем нимфы. Жила и Цовинар. Рассердилась как-то богиня Цовинар на
Сьюнакские горы* за то, что перекрыли дорогу воде и с высоты своей
вожделенно взирали, как она бьется в теснине. Рассердилась и попросила
бога Шанта наслать гром и молнии. С помощью молний Цовинар рассекла горы и
открыла путь воде. Потекла вода и стала рекою Ерасх. Влилась она в
Каспийское море, омывающее восточные земли армян. И Цовинар переселилась в
это море...
_______________
* Сьюнакские горы ныне называются Зангезурскими.
Об этом пели рабы-плотогоны, переплывая с правого на левый берег
Ерасха, где раскинулось Шарурское плато.
На левобережье прибывших встречали толпы людей. И у этих в руках тоже
были изображения их богов. Всюду горели костры. Народ восторженно
приветствовал престолонаследника.
Артит Арар пригласил царевича к огню, но Каранни пошел посмотреть,
как войско сходит на берег.
— Трогаемся сейчас же!
— Как пожелаешь. Но куда, божественный?
— В Нахичеван.
Костры погасли.
* * *
входили в силу рисовые поля. В пути встречались телеги, запряженные
быками. Крестьяне торопливо съезжали с дороги и, скатившись с телеги,
простирались на земле. Жители сел, через которые проезжало войско,
высыпали на улицу с зелеными ветками, с кувшинами, полными вина. И все
радостно приветствовали царевича.
— Славься, славься, земля армянская!
— Славься, наш царевич Каранни!.. — кричали люди и лили священную
воду под колесницу Каранни, на его воинов...
Город-крепость Нахичеван торжественно встретил престолонаследника.
Каранни прежде всего проследовал в храм, чтобы принести бычков в жертву
реке Дзюнакан, протекающей вдоль города. Собралось очень много народу.
Жрецы стали освящать воду, хлеб.
— Много, безмерно много жрецов в твоем краю! — заметил Каранни Артит
Арару.
Ночь царевич провел в шатре неподалеку от храма. Проснувшись с
рассветом, он выразил желание посмотреть знаменитые изделия местных
ткачей. Артит Арар попытался отговорить его:
— Там дым и смрад. Это не доставит тебе удовольствия, божественный. В
мастерских очень тяжелый дух...
— Если доставляет удовольствие носить одежды из тончайших тканей,
производимых только здесь, в Нахичеване, в городе нашего всеславного
прародителя Гайка, то дым и смрад этих мастерских тоже надо принимать как
должное. Идем.
Нахичеван — город глинобитный, расположен на равнине, но весь обнесен
сильно укрепленной крепостной стеной, сооруженной еще самим Гайком.
Огромные камни искусно пригнаны один к одному.
Мастерские располагались на окраине города. Едва Каранни там
появился, надсмотрщик словно голову потерял. Царевич вошел в помещение,
где скручивали в рулоны уже готовые ткани. Мастера и подручные кинулись
наземь. Они все были в краске, лица бескровные, изможденные.
— Рабы пусть выйдут, а мастера поднимитесь, — сказал Каранни и,
подойдя поближе, потрогал еще горячую ткань, на которой проступал чуть
видный, тонкий рисунок. — Вы сами создаете эти узоры?
— Сами, — несмело проговорил в ответ старший мастер.
— А что они означают?
— Не знаю, как объяснить, — смутился мастер. — Вот эта волнистая
линия, она как символ воды, государь наш... А эти звездочки вроде бы наше
небо. Круг-колесо — жизнь и смерть, смерть и воскресение...