Царская невеста

Воронина Виктория

» Глава 11

Маша протянула руку, и падающий с небес снег мягко с приятным покалыванием похолодил ей ладонь. Дочь воеводы Плещеева невольно улыбнулась; ей, как русской девице, всегда был радостен приход зимы с ее ледяными морозами и затяжными вьюгами. Чисто и светло становилось на душе, словно сама жизнь обновлялась, оставляя в прошлом все беды и печали. И вместе с тем ее снова охватила глубокая тоска-кручина, едва она задумалась о своей нелегкой судьбе. Уже больше года Маша находилась в Касимове и не видела родителей, братьев и сестер. В родительском доме она бы весело зимой каталась с горки на санках вместе с сестрами Дуней и Любашей, и с сенными девушками

кидалась снежками и с замиранием сердца скользила по льду. Если царская невеста могла, то на день обернулась бы вольной птицей, полетела на север в Тулу, посмотрела на матушку и милых младших сестричек и тут же вернулась в Касимов, как послушный прирученный охотничий сокол возвращается к своему хозяину, к полюбившемуся ей хану Ильдару.

После того, как молодой татарин спас ей жизнь, по доброй воле выпив предназначенный ей яд, у нее словно открылись глаза она совсем иначе посмотрела на него. Теперь Маша не замечала его недостатков - слишком больших ушей, низкого для нее роста, и видела одни достоинства – приятные черты лица, рассудительность и невероятную душевную щедрость, милостями изливаемую на людей, окружающих его. Посланная царем Алексеем невеста ощутила подлинное счастье, когда касимовский хан передал ей через посыльного предложение о браке, едва оправившись от отравления. Однако камнем преткновения между ними служил вопрос веры – Ильдар хотел, чтобы она приняла ислам, а она по-прежнему для заключения желанного им брака настаивала на его крещении. Около года они словно перетягивали канат, не в силах договориться. Касимовский царь все время посылал к своей упрямой избраннице седобородых имамов, старающихся объяснить девушке преимущества ислама, и сам частенько наведывался к ней. Но Маша, помня о своем отце, хитромудрым уговорам татар не поддавалась и на щедрые посулы стать касимовской царицей в случае принятия ислама не велась.

Дед Корочун дохнул еще морозом на Ямскую слободу и Маша, поежившись, поспешила уйти с крыльца в дом. Некогда ей было прохлаждаться, нужно было делами заниматься. Боярин Морозов был скуп на содержание русского посольства и дочь воеводы Плещеева, чтобы прокормить себя и слуг, взялась за шитье поясов. Будучи искусной рукодельницей, она расшивала кушаки тонкими цветочными узорами, а молодой проворный писарь Яшка продавал их на базаре. Как он хвалился, их товар разбирался словно горячие блины на Масленице, на красиво вышитые пояса всегда находились покупатели. Маша, тщательно пересчитав приносимые им деньги, облегченно вздыхала и благодарила Пречистую Богоматерь за то, что она дала ей искусные руки, способные прокормить ее в случае нужды.

Царская невеста заканчивала расшивать очередной кушак, думая собираться с слугами-христианами на вечернюю службу в церковь, и тут во дворе послышался топот многочисленных конских копыт. Прачка Анисья, бывшая в светлице на подхвате, метнулась к окну и, оборотившись к ней, громко сказала:

– Мария Никифоровна, к вам снова татарский хан пожаловал!

Маша быстро перекусила желтую шелковую нить и спешно накинула на лицо фату, готовясь к встрече с поклонником ее сердца. Когда Ильдар вошел в светлицу, она уже стояла при полном параде, ожидая его, и тут же низко поклонилась, едва он обратил взгляд на нее.

– Здрав ли ты, царь Касимова, и по какому делу пожаловал? – любезно спросила девушка.

– Посидеть у тебя пришел, жаным минем (душа моя), - улыбаясь, ответил молодой хан. Теперь ему было безразлично, что его избранница скрывала от него свое лицо: в своем воображении он наделял ее такими прекрасными чертами, какими только мог себе представить и любил ее образ со всей силой сердечной страсти, начисто забывая о других, более доступных женщинах.

Ильдар снял с себя

высокую шапку с волчьим хвостом, сел на лавку возле окна и оживленно начал рассказывать:

– Охота у меня ныне выдалась очень удачной – много я пушного зверя добыл. Привез я тебе кучу соболей, куниц и горностаев в подарок. Хочешь, себе новую шубу сшей, хочешь - у торговцев на нужный товар обменяй!

Маше стало приятно от внимания жениха, но она строго сказала, отвергая, как и раньше его подношения:

– Свою охотничью добычу отдай матери, царь! Я тебе никто, чтобы ты мне подарки дарил.

От ее непреклонных слов улыбка на лице Ильдара увяла, но он сдержался и предложил:

– Кем ты мне будешь, от тебя зависит, Мария Никифоровна! Ладно, не хочешь менять свою веру, не меняй. Я и так тебя приму своей женой, несмотря на возражения матери.

– За нехристя замуж не пойду! – отрезала Маша. – И мне недосуг с тобой сидеть, владыка Ильдар, на вечернюю службу идти надобно.

Она оделась в теплый тулуп и пошла в сопровождении своих служанок к Воскресенской церкви, откуда звонили вечерние колокола с шатровой колокольни и собирались прихожане. Молодой хан с приближенными нукерами следовал сзади, желая как можно дольше не упускать девушку из поля своего зрения. Маша и другие женщины вошли в слабо освещенную церковь, тонущую в зимнем полумраке, и тут он остановился, печально посмотрев на церковный порог как на райские врата, куда вход ему был заказан.

Но касимовский царь как терпеливый охотник продолжал ждать и подстерегать удобный случай, чтобы сблизиться с дочерью воеводы Плещеева. Подобная преданность не могла не тронуть сердца Маши, но вместе с тем она все с большим беспокойством размышляла, каким станет ее положение, если она поддастся на уговоры и выйдет замуж за хана Ильдара на условиях Фатимы-Султан, да еще станет его собственностью как жена. Чем больше она общалась с татарами, тем больше думала, что приниженное положение женщин в Московском царстве брало свое начало со дней кровавого монголо-татарского ига, где жестокая сила решала все.

Ордынцы на покоренных землях ввели правило, разрушающее до основания прежний мир, в котором жили русские люди. Любой зависимый от них князь должен был получить ярлык, позволяющий ему править в своем княжестве. А чтобы тот был покорнее, у него забирали детей, преимущественно сыновей. Это был живой залог, несмотря на то, что юные княжичи не содержались как рабы, а даже получали образование, о них заботились и лелеяли. Но приезжали они на родину уже чужими людьми, придерживающихся монголо-татарских представлений о мире, да еще часто женатыми на дочерях степных поработителей. Являясь преемниками своего отца, бывшие заложники правили на местах, способствуя распространению положения, где женщина оказывалась низшим, полностью подчиненной своему мужу существом, и церковь только утвердила такой порядок в семье.

Так в высшие сословия русского народа глубоко проникло восточное пренебрежительное отношение к женщинам. К женскому несчастью, это не могло не сказаться в судебных спорах, касающихся имущества и семейных прав. Прежний свод законов и правил равенства мужчин и женщин существовал и во время владычества Золотой Орды, однако в действительности женщины не получали никакой защиты при судебных разбирательствах. Ведь удельные князья были и законом, и правдой на своих местах, потому трактовали свод как им угодно, почти всегда не в пользу женщин. Наблюдательная Маша имела все основания для беспокойства за свое будущее, видя, что в Касимовском ханстве все женщины являлись еще более были бесправными, чем в Московском царстве, за исключением Фатимы-Султан и некоторых уважаемых матерей знатных беев.