Царская невеста

Воронина Виктория

Маша, все еще не веря тому, что ей удалось добиться у молодого хана позволения остаться в Касимове, быстро посмотрела на Поликарпова. Дьяк тоже ошеломленный тем, что они остались живы и их не выгнали из Касимовского царства, обрадованно сказал девушке:

– Ох, Мария Никифоровна, ну и струсил же я, когда султанша потребовала наши головы!!! А вы не сробели, переспорили татарина! Как знать, авось и станете хозяйкой этого дворца, как замуж за царя Касимова выйдете и тут всеми повелевать будете.

Маша разделяла надежды своего попутчика, но Фатима-Султан напоследок посмотрела на

нее столь враждебным взглядом, что девушка поняла – борьба ей предстоит с матерью татарского хана нешуточная. Дочь воеводы Плещеева твердо сжала губы и подумала о татарской правительнице: «Ладно, посмотрим еще – кто кого! Главное, я в Касимове осталась, не отослали меня в Москву, как кота в мешке. И да будет хан в моих руках тих и кроток как ягненок молитвами Пресвятой Богородицы и всех святых». И Маша благоговейно перекрестилась, ничуть не сомневаясь в столь нужной помощи свыше для нее и дьяка Фомы Поликарпова.

» Глава 9

Маша внешне смирилась с тем, что царь Касимова не принял ее как невесту, но поселилась в Ямской слободе как посланница царя Алексея Михайловича и начала обживаться на новом и весьма удобном месте.

Посольская изба могла вмести в себя до двадцати человек. Она была обращена большими окнами на улицу, впереди нее стояли высокие деревянные ворота, по бокам и сзади разместились бани, погреба, конюшни, хлева, загороды для скота и амбар.

Само домовое строение состояло из двух изб, соединенных между собою холодными сенями. Одна теплая изба – истопка - предназначалась для житья в холодную пору года, а другая представляла собою обширную клеть, в которой хранилась посуда, провизия, одежда и прочее имущество, в ней послы проживали летом.

Дочь воеводы Плещеева остановилась сразу в теплой избе, как наиболее обустроенной и жилой. По распоряжению дьяка Фомы Поликарпова слуги постарались сделать Посольскую избу как можно более пригодной для проживания в ней знатной девицы.

Главными принадлежностями ее светлицы считались дубовые лавки возле стен и над ними полки с фолиантами; в переднем углу образница, уставленная списками почитаемых на Руси икон, стол с ящиком, где хранились письменные принадлежности и шкаф со столовой посудой. В опочивальне для царской невесты поставили широкую кровать с большой периной из лебяжьего пуха и мягкими подушками, там же были полати для ее сенной девушки. Не забыл услужливый писарь Яшка купить серебряное багдадское зеркало в торговой лавке, где продавались товары из Османской империи.

На его тыльной стороне имелось изображение тюльпанов, фигуры крылатого четвероногого существа ал-бурака и окаймляющей края арабской надписи: «Славы и долголетия, достоинства и великолепия, возвышения и хвалы, могущества и почета, достояния и прибытка, всех благ и красоты владелице этого зеркала!». Продавец тщательно отполировал зеркальную поверхность и Маша с удовольствием любовалась в нем своим отражением, когда ей было скучно и не находилось подходящего занятия. Но такая возможность представлялась редко. Старшая дочь воеводы Плещеева была деятельной девушкой и старалась без дела не сидеть. Не желая обременять своими заботами дьяка Поликарпова и писарей Посольского приказа, она задумала нанять для себя несколько слуг из местных жителей и в назначенный день во дворе возле ее временного дома быстро собралась небольшая толпа соискателей, ибо русские послы были щедры и платили за все не скупясь. Маша выбрала истопником татарина Габдуллу, прачкой бойкую вдовушку Анисью, поварихой ее

сестру Дарью и двух конюхов-татар, умеющих обращаться с самыми норовистыми и горячими лошадьми. Под конец взгляд Маши упал на двух жалких стариков, нерешительно жмущихся позади всех. Они явно понимали, что вряд ли их возьмут на службу в богатый дом, где в работе было отказано многим более молодым и крепким работникам, и все же пришли, даже не надеясь на счастливый для себя поворот судьбы. Старик и старуха были одеты в настолько обветшавшую одежду, что она уже не являлась пригодной для ношения, и их хилые истощенные тела указывали на то, что они давно не ели досыта.

Маша подозвала стариков поближе к себе, к крыльцу, где она стояла, и едва они боязливо приблизились к ней, спросила по-татарски, тщательно подбирая слова:

– Кто вы такие, добрые люди, и чем раньше занимались?

– Я – Закир, милостивая госпожа, а это моя жена Джамиля, - с низким поклоном ответил Маше старик. – В прошлом мы служили в Ханском дворце, но с годами сделались не такими проворными как прежде в молодости и услужливыми. Когда мы совсем одряхлели, глава евнухов Кизляр-ага прогнал нас со двора, и мы поселились в заброшенной лачуге у подножия Улановой горы. Детей нам не дал Аллах, поддерживать нас некому. Раньше мы перебивались случайными заработками, теперь живем на одну милостыню. Если не наймете нас, вряд ли мы переживем еще одну суровую зиму в плохо отапливаемой лачуге.

Его престарелая подруга ничего не сказала, только горько заплакала, сознавая свою ненужность и ненужность своего верного супруга. Маше стало жаль стариков, чьим единственным богатством являлась многолетняя любовь друг к другу, и она поспешно проговорила:

– Ладно, Закир, оставайся в Посольской избе вместе с женой. Найду вам работу по вашей силе.

Обрадованные старики стали низко кланяться ей и благодарить, и Маша тут же повела их к себе, желая приодеть в более подходящую почтенному старческому возрасту одежду. Откинув фату с лица, она нашла в клети два шерстяных халата, новые бараньи тулупы и отвела им для спанья закуток позади своей опочивальни. Затем новые слуги отправились в людскую обедать – Дарья успела за время их беседы с Машей сварить щи с курицей – и Маша отправилась в светлицу немного передохнуть после довольно хлопотливого утра.

Там ее поджидал Фома Поликарпов, неодобрительно покачивающий головой.

– На что тебе это татарское старичье, Мария Никифоровна? – напрямик спросил он. – Только в лишние расходы тебя введут, а толку от них никакого не будет.

– Не говори такого, Фома Иванович, - спокойно ответила ему Маша. – Старики – это мудрость, а Закир и Джамиля многое интересного мне могут рассказать о Ханском дворце, в котором прежде много лет служили. И разве это по-христиански видеть погибающих от нужды людей и не помочь им?!

– Ну, дело ваше, - махнул рукой дьяк. – Что же до Ханского дворца, то есть в услужении самой Фатимы-Султан одна горничная Василиса, которая побольше может рассказать нам о Ханском дворце, чем нанятые вами старики. Боярин Морозов тайно обещал выкупить ее с неволи вместе с детьми, и она старается, исправно нам доносит, что в касимовском гареме делается.

– А сразу нельзя выкупить ее с детьми? – грустно спросила Маша, представив себе сколько бед пришлось пережить несчастной рабыне с Руси.