Царственный паяц

Северянин Игорь Васильевич

романс «Муза», поставил в посвящении: Яе.

Однажды летом 1916 г., когда Рахманинов находился на лечении в санатории в

Ессентуках, Шагинян привезла ему тетрадку с «заготовленными текстами» —

пятнадцать стихотворений Лермонтова и двадцать шесть - новых, среди них

«Маргаритки» Северянина и «Крысолов» В. Брюсова, «Ау» К. Бальмонта и «Сон» Ф.

Сологуба, «Ивушка» («Ночью в саду у меня...») А. Исаакяна в переводе А. Блока и «К

ней...»

А. Белого — все шесть стихотворений,

на которые он создал потом романсы. «Тут

же понемножку мы стали разбирать их, смотреть волнистую графику к ним. <...> Тогда

же в Ессентуках, он начал работу над этими новыми романсами, законченными осенью

в Ивановке. <...> Все шесть романсов поразительно свежи и хороши. Критики писали о

них как о новой странице в творчестве Рахманинова; с очень большой искренней

похвалой несколько раз отзывался о них такой строгий и нелицеприятный судья, как Н.

К. Метнер»34. Сам Рахманинов считал наиболее удавшимися и больше всего любил

романсы «Крысолов» и «Маргаритки».

«Наша предпоследняя встреча, — вспоминала Мариэтта Шагинян, - была в

Нахичевани. Проездом через Ростов, где Сергей Василь-

х><>

34

Шагинян М. Воспоминания о С. В. Рахманинове // Воспоминания о Рахманинове

/ Сост., ред., примем, и предисл. 3. Апетян: В 2 т. М., 1967. 2-е изд., доп. Т. 2. С. 167-169.

евич давал очередной концерт, он прислал мне с письмом свои новые романсы и

позвал встретиться... <...> Два часа мы с ним просидели у рояля, - я “рассказывала”, а

он упражнялся перед концертом. Мне было обидно, что шесть романсов на “мои”, так

любовно подготовленные для него тексты, он посвятил Кошиц, а он отшучивался на

18

упреки»35.

Жизнь - всегда любовь

Северянину удалось взглянуть на обыденную жизнь как на романтическое,

достойное изящной словесности путешествие. В самой прозе жизни Северянин

находил поэтичность, освещал ее свойственной ему иронией и простодушием. В его

стихах весь спектр городского бытия, начиная от «мороженого из сирени», «ананасов в

шампанском», «фиалкового ликера» и устриц, «боа из кризантем», «шаплеток» и калош

до новейших достижений техники (авто, летуны, экипажи, электрассо- нансы,

кинематограф и экспресс).

Но тем не менее Северянин не был певцом города и городской культуры, наоборот,

он хотел избрать жизнь в природе, вдали от цивилизации. В письме А. Д. Барановой от

24 июля 1923 г. поэт восклицал: «Как омерзительны и отвратительны города со всей

своей гнусью и неоправданностью!». Живя в Тойле (Эстония) с 1918 г., поэт ходил за 3-

5 верст в леса и ловил форелей.

Нередко в письмах Северянин создает яркие зарисовки

дивного озера Ульясте: «Извилистая тропинка вокруг прозрачного озера приводит Вас

к янтарной бухте, на берегах которой так много морошки, клюквы и белых грибов.

Мачтовые сосны оранжевеют при закате. Озеро зеркально, тишь невозмутима,

безлюдье истое. Вы видите, как у самого берега бродят в прозрачной влаге окуни,

осторожно опускаете леску без удилища в воду перед самым носом рыбы, и она

доверчиво клюет, и Вы вытягиваете ее, несколько озадаченную и смущенную.

Лягушки, плавая, нежатся на спинках смотря своими выкаченными глазами прямо на

Вас, человека, не сознавая ужаса этой человечности, им чуждой: они так мало людей

видят здесь. Стада диких гусей и уток проносятся над озером, разом падая на его

влажную сталь. Все это озеро и его берега, и весь колорит природы напоминают мне в

миниатюре Байкал».

В более раннем письме, Б. Д. Богомолову, появляется своеобразный «портрет»

гатчинских окрестностей: «Живем мы против парка, большого и запущенного,

чарующего меланхолика. Два пруда, как два тусклых старческих глаза, смотрят ввысь

сосредоточенно и глубоко,

ч>'Х''/-Х>”Х> С -Х'-Х^Х^Х"

35

Шагинян М. Воспоминания о С. В. Рахманинове // Воспоминания о

Рахманинове. С. 169-170.

мудрые и замкнутые. На их переносице — прелестная дорожка, увлекающая к

белому дворцу кн. Трубецкой, к белой церкви и, может быть, к белым стихам: такие

места рождают поэмы, а поэмы бессмертят такие места...».

Игорь Северянин, может быть, самый «балтийский» из русских поэтов: «Мои

мечты всегда у моря... Да, север, сумерки и май...»

Он знал народные сказания, особенно эстонские, об Эмарик и Кой- те. По

фольклорным мотивам написаны, например, «Саги, Балтикой рассказанные». Ему

довелось смотреть на Балтийское море с обоих берегов Финского залива — с северных

дюн, из Куоккалы в 1907-1917 гг., и с южной, эстонской, стороны, где поэт снимал дачу

в поселке Тойла еще до Первой мировой войны, а затем так и остался в тех краях

дачником - эмигрантом на двадцать лет, до самой смерти в декабре 1941 г.

О,

море нежное мое, Балтийское,

Ты - миловиднее всех-всех морей!

Вот я опять к тебе, вот снова близко я,

Тобой отвоенный, для всех ничей...

Вероятно, ему вспоминались экзотические воды Корейского залива, которые

будущий поэт повидал, путешествуя со своим отцом по Дальнему Востоку в 1903 г. («И