Царство

CTEPX

В разное время здесь работало множество самых лучших столяров, художников и скульпторов, которых только можно было нанять. Даже простейшие предметы интерьера, а также мебель, вроде канделябров или скамеек, представляли собой нечто особенное, запоминающееся, не говоря уже о настоящих шедеврах искусства.

Если бы я составлял список из трёх самых примечательных, то начал бы его с высоких потолков, расписанных сюжетами из истории Империума.

Братья Лоччи работали над ними почти двенадцать лет, младший Доминго так вообще в итоге потерял зрение и вынужден был заменить глаза

оптическими имплантатами. Заказчик, Витторио Хокберг, прапрапра – пра в периоде – дедушка Георга, не только оплатил операцию и труд, но даже подарил мастерам земельные участки на планетах, которые когда-то принадлежали Хокбергам.

Прошли тысячи лет. Потолочные фрески, как и состояние семьи вольных торговцев, поблекли. Написанные красками по сырой штукатурке портреты святых потеряли чёткость, какие-то оттенки слились в отталкивающее ржавое месиво, но всё-таки даже так впечатляли. Хотя бы тем, что некоторые образы мироточили во время церковных торжеств или в миг страшных испытаний.

На почётное второе место я ставлю икону Святой Матроны Севольска.

Разноцветное стекло складывалось в мозаику, передающую следующий сюжет: пожилая женщина в бесформенном тёмном платье и с повязанным на голове платком стояла на коленях рядом с мёртвыми солдатами. Руки Матроны в крови, лицо в слезах. Те солдаты – её сыновья.

Святые писания гласили, что настолько крепка была вера Матроны, настолько истово она молила Бога-Императора вернуть её сыновей к жизни, что чудо случилось. Её младший сын ожил, поправился, а потом повёл войско на схватку с еретиками и одержал блистательную победу.

Легенда красивая, а вот история о том, как икона оказалась на борту "Амбиции", не очень. Прапрапрабабка Георга, Сабрина Хокберг, забрала её из разорённого храма в столице Севольска. Еретики мстили за давнее поражение, и никакие чудеса планету не спасли. Сабрина знала о ритуалах призыва демонов, знала и о том, что готовится Exterminatus, а поэтому вывезла с обречённого мира всё, что имело хоть какую-нибудь ценность.

Когда улеглась пыль, никто не посмотрел на былые заслуги торговки. Сначала её обвинили в воровстве, потом в разграблении святынь, дожидаться окончания разбирательств Сабрина не стала и покинула Сегментум Солар навсегда.

Ценность иконы Святой Матроны Севольска невероятно велика, но именно из-за мрачного ореола я не отдал ей победу.

На первом месте в моём личном рейтинге самых впечатляющих образцов религиозного искусства – новинка, многофигурная скульптурная композиция, заказанная Георгом после кошмарной кампании в звёздной системе Мордвига, откуда мы все чудом унесли ноги.

Имя чуду – Легион Проклятых.

Память о воинах-призраках необъяснимым образом стирается, словно бы ничего и не было, но сначала я запечатлел это воистину исключительное событие на бумаге, а потом скульпторы Георга высекли святых духов из камня.

Композиция называлась "Победившие смерть". Она представляла собой воинов в силовых доспехах, объятых пламенем. Огонь охватывал их мечи, пушки, языки пламени обгладывали кости Ангелов Смерти, и вспышки вырывались из пустых глазниц. Какие-то воины застыли в безвременье в момент рывка, отчаянной атаки, другие

выбирались из преисподней, вытягивая руки, вызволяя ноги из пекла.

Композицию освещали прожекторы. Стена самого настоящего, а не каменного, пламени ограждала чудотворцев с Мордвиги от прикосновения недостойных.

Ради "Победивших смерть" пришлось перенести алтарь и духовой орган, но это совсем ничтожная жертва на фоне того, что Георг получил. Шутка ли, – "Амбицию", корабль главного разжигателя войн, разбойника и контрабандиста сектора Сецессио паломники нередко посещали только ради того, чтобы посмотреть на духов возмездия.

Капеллан Ор’ноко тоже долго изучал композицию, прежде чем начать.

Это могло показаться странным, но без силовых доспехов с костями и черепами Ор’ноко выглядел даже страшнее. Очень высокий, очень худой в сравнении с другими Ангелами Смерти. Чёрная длиннополая сутана, заложенные за спину руки обсидианового оттенка без каких-либо светлых пятен на ладонях, на лысой голове маска – Посмертный Лик Бога-Императора, аксессуар, характерный для всех воинов-монахов. Из-за череполикой маски могло показаться, что и Ор’ноко состоял в Легионе Проклятых, но, в отличие от духов возмездия, Ор’ноко не распространял свет и пламя, а, наоборот, терялся среди теней.

Он отошёл от алтаря и спустился к собравшимся космическим десантникам. Скамьи для прихожан не рассчитаны на сверхлюдей, они не выдержали бы даже одного такого исполина, – тогда как собралось почти три десятка, – а поэтому мебель сдвинули в сторону.

Ор’ноко осмотрел незнакомых ему воинов.

Большинство – подростки. Не у всех усы с бородой начали расти, зато тела неестественно огромные и больше подходили полубогам: увитые мышцами руки и ноги, широкие плечи, огромные грудные клетки, вмещающие множество биоимплантатов. Говорят, Ангелы Смерти не ведают страха, но при виде Ор’ноко некоторые молодые Странники сделали шаг назад, дрогнули зажжённые свечи в ладонях.

За молодыми людьми держались бойцы постарше. У этих десантников во взгляде не страх, только настороженность. Они уже встречались с кем-то и чем-то куда страшнее капеллана, и на их телах остались уродливые отметины: глубокие рубцы, искусственные руки и ноги, глаза и уши.

Наконец позади всех держались умудрённые опытом и обезображенные войной ветераны: Саламандры, Авраам, Давид и… Сава.

Нет, старый чернокнижник не задымился, стоило ему сделать шаг в святом месте. Он сгорбился, навалившись на витой посох с навершием в виде раскрытого ока, но ничем неприязнь к чуждым ему символам или плохое самочувствие не выдавал.

Ор’ноко остановился за пару шагов от Савы, сотворил знамение аквилы, слегка поклонился, а потом произнёс:

– Не ожидал встретить вас здесь.

Сава хмыкнул и отозвался:

– Не знаю, что обо мне писал наш общий друг, – Сава указал посохом в сторону Котара, – но я, мой капитул, мы все служим Богу-Императору.

– Капитул?

Оба собеседника в масках, прочесть что-то на лицах невозможно, оставалось только вслушиваться и пытаться уловить что-нибудь в голосе.