Цель и средства. Политика США в отношении России после «холодной войны»
Шрифт:
В марте 2001 года он навел порядок в вышедшем из-под контроля Министерстве атомной промышленности (Минатоме), уволил министра Евгения Адамова и назначил на его место Александра Румянцева. При Адамове Минатом проводил свою собственную внешнюю политику, которая заключалась главным образом в продаже ядерных технологий тем, кто мог за них платить, в том числе иранцам. В отличие от Адамова, бывший директор всемирно известного Института Курчатова Румянцев рассматривался американцами как человек более лояльный к Путину и потенциально более восприимчивый к озабоченностям США{1106}. А затем наступило 11 сентября. Искра доброй воли, проскочившая в тот день между американским и российским лидерами (и обществами), вроде создала контекст, в котором можно было надеяться договориться по Ирану.
Однако такую договоренность еще надо было выработать. Как и Ельцин, Путин неоднократно подчеркивал, что
198
Помощью, о которой шла речь в данном случае, были 20 млрд. долл., выделенных «восьмеркой» в ходе встречи на высшем уровне в Канаде на программу Совместного снижения угроз. См.: Sestanovich, At Odds with Iran and Iraq. — P. 35.
Сделка выглядела следующим образом: прекратите сотрудничество с Ираном, и США отменят ограничения, не позволявшие России принимать для хранения и переработки использованное ядерное топливо из других стран мира. Представитель Минатома Юрий Беспалко утверждал, что Россия не может быть уверена в том, что США выполнят свою часть договоренности: «Американцы в такого рода сделках ведут себя довольно коварно. Лучше иметь синицу в руке, чем журавля в небе»{1107}. Летом 2003 года появились новые и еще более убедительные доказательства стремления Ирана к созданию ядерного оружия. Россия официально потребовала от Ирана международной инспекции его ядерных объектов. И в то же время министр иностранных дел Иванов подтвердил намерение России выполнить свои обязательства по бушерскому контракту{1108}. По состоянию на сегодняшний день, достижения Буша в плане удержания России от передачи ядерной технологии Ирану очень напоминают ограниченные достижения в этой же области Клинтона.
В эпоху Клинтона-Ельцина нерешенные разногласия по Ирану были в числе наиболее острых проблем безопасности в американо-российских отношениях. Но в период пребывания у власти Буша и Путина самым болезненным вопросом, вызывавшим трения в двусторонних отношениях, стал Ирак. Фактически споры двух президентов о том, что делать с Ираком, похоже, положили конец романтизации Бушем Путина и привнесли дозу нового антагонизма в американо-российские отношения.
Когда успех в Афганистане был уже близок, Буш сосредоточил свое внимание на Ираке. После долгой дискуссии в администрации Буш решил, что первая фаза его кампании против Ирака будет проходить в Организации Объединенных Наций. 12 сентября 2002 г. Буш выступил в ООН и призвал эту организацию, в первую очередь Совет Безопасности, добиться выполнения более десятка резолюций, принятых по Ираку после войны в Персидском заливе 10 лет назад. Два месяца спустя Совет Безопасности единогласно принял резолюцию 1441. По мнению представителей администрации Буша, резолюция давала Саддаму Хусейну последний шанс выдать и уничтожить оружие массового поражения или ощутить «серьезные последствия» разоружения внешними силами. Россия голосовала в поддержку этой резолюции.
После принятия резолюции 1441 Саддам Хусейн разрешил инспекторам ООН возобновить работу в Ираке. После нескольких месяцев работы инспекторов администрация Буша стала терять терпение и, намекая, что Саддам Хусейн нарушает суть резолюции 1441, стала готовиться к военным действиям. Путин и его внешнеполитические советники присоединились к французам в их более оптимистической оценке результатов работы инспекторов ООН. В феврале Буш и его команда решили предпринять новое и последнее наступление с целью заручиться поддержкой ООН в проведении военной акции как способа обеспечения выполнения резолюции 1441. Буш заявил, что будет добиваться новой резолюции Совета Безопасности, санкционирующей применение силы. Его друг Путин был с этим не согласен. В отличие от американского решения о выходе из Договора по ПРО, от расширения НАТО или размещения своих войск в Центральной Азии, администрация Буша не могла добиться такой резолюции
В ходе впечатляющей пресс-конференции 5 марта 2003 г. российский министр иностранных дел вместе со своими французским и немецким коллегами, в отличие от американского госсекретаря, объявил о решении России не поддерживать новую резолюцию ООН и призвал дать инспекторам дополнительное время для завершения их работы{1111}. На какой-то момент Россия объединила свои силы с западными странами, но теми, которые выступали против политики США. На встрече с представителями прессы российский министр иностранных дел Игорь Иванов заявил о важности создания «основ нового мирового порядка, многополярного мира, базирующегося на принципах международного права и уважения резолюций ООН»{1112}. По иронии судьбы и перемен, произошедших с 1990 года, высокопоставленный российский чиновник теперь наставлял американцев в отношении соблюдения норм и принципов права. В этот же период Путин неоднократно заявлял: «Я убежден, что односторонние действия будут большой ошибкой»{1113}.
Буш не прислушался к предостережению своего друга. После совместного заявления Франции, Германии и России администрация Буша отказалась от дальнейших попыток добиться второй резолюции и организовала вторжение в Ирак без поддержки России. В первый же день войны Путин резко осудил американскую военную кампанию как незаконную, неоправданную и создающую угрозу международной стабильности: «Сегодня Соединенные Штаты вопреки принципам и нормам международного права и Устава ООН начали военные действия против Ирака… Ничто не может оправдать эту военную акцию… Я уже говорил о гуманитарном аспекте. Но не меньшую обеспокоенность вызывает угроза распада существующей системы международной безопасности. Если мы позволим заменить международное право «кулачным правом», когда сильный всегда прав, всегда имеет право делать, что ему хочется, это поставит под сомнение один из основополагающих принципов международного права — принцип нерушимого суверенитета государства. И тогда никто, ни одна страна в мире не будет чувствовать себя в безопасности»{1114}.
К этому министр иностранных дел Иванов добавил: «Нет убедительных фактов, которые бы подтверждали обвинения против Ирака в поддержке им международного терроризма», и очень мало признаков того, что Ирак располагает оружием массового поражения{1115}. В первую неделю войны он предупреждал: «Если подобные массированные бомбардировки будут продолжаться, в ближайшее время станет неизбежной гуманитарная, экономическая катастрофа и разрушение окружающей среды не только в Ираке, но во всем регионе»{1116}. Что же касается одной из объявленных Соединенными Штатами целей войны, то Иванов заметил: «У меня есть серьезные сомнения в отношении демократии, установленной с помощью “томагавков”». В целом российские представители обвиняли США в применении «двойных стандартов» в плане насаждения демократии в Иране и Ираке, но не в Саудовской Аравии или Египте{1117}.
Повторяя драматическую ситуацию, складывавшуюся в 90-х годах вокруг ратификации Договора СНВ-2, российская Государственная Дума решила отложить ратификацию договора, подписанного Бушем и Путиным в Москве в мае 2002 года. Российская общественность, которая после 11 сентября выражала свои симпатии к Америке, изменила свое отношение к США в результате иракской войны, так же как это имело место в ходе боевых действий НАТО в Косово. В опросах общественного мнения, проведенных после начала войны, более 90% российских респондентов выразили свое отрицательное отношение к американской военной кампании, хотя и не высказывали особых симпатий к Саддаму Хусейну{1118}.