Целуй меня немедленно!
Шрифт:
– Ш-ш-ш-ш! – шикнул мне на ухо светлый упырь, прижимающий меня к себе, как ребенок любимую плюшевую игрушку. – До утра не будить.
– Аксель, ты издеваешься?!
– Поверь, живности по ту сторону защитного контура глубоко безразличен твой моральный облик, – сонно пробормотал парень.
– Да, но мне он очень даже важен! Эй! Эй, не вздумай засыпать!
Но в ухо мне уже умиротворенно сопели, держали крепко и самым наглым образом не собирались отпускать!
58
Проснулась
Я села и потянулась, хрустя всеми суставами, как старушенция. Спать на старой, жесткой и порядком отсыревшей кровати было удовольствие такое себе, но из вариантов еще был пол, что мне нравилось еще меньше. Рядом с кроватью обнаружилась куртка Акселя, которую тот то ли забыл, то ли заботливо оставил мне. Я завернулась в нее, как в плед, и поплелась на улицу.
И чем ближе подходила к двери, тем беспокойнее мне становилось. Звуки оттуда доносились, ну прямо скажем, напрягающие. Я даже вздохнула поглубже, чтобы в случае чего кинуть универсальным проклятьем «Чтоб вас всех!» по широкой площади, и толкнула входную дверь…
Зрелище, представшее моим глазам, было поразительным. Впечатляющим. Ошеломляющим. Ну и волнительным, чего уж там.
Полуголый Акселион Хантат тренировался с двумя мечами.
Я замерла в дверном проеме и, кажется, даже перестала дышать, чтобы не отвлечь парня от процесса. О, светлый был хорош! Он не был таким классическим амбалом, как все паладины, но в тусклом осеннем рассвете я видела рельеф мышц, перекатывающихся под кожей при каждом движении. Короткие мечи со свистом рассекали замерший воздух, его красивое, сосредоточенное лицо смотрело куда-то в пространство перед собой. Словно бы Аксель был погружен в собственные мысли, а тело двигалось само по себе. Плавно, легко, опасно.
Вот светлый сделал выпад и, уходя от невидимого противника, развернулся ко мне.
И замер.
Парень тяжело дышал. Капельки пота катились по его коже. Пресс на животе четко очерчивал восемь кубиков. И я поймала себя на каком-то нездоровом желании подойти и проверить твердость его мышц.
– Привет… – тихо произнес Аксель, смотря на меня глазами с расширенными зрачками.
– Доброе утро… – тихо сказала я, стараясь смотреть в глаза собеседнику.
В глаза, я сказала! В глаза, Гвендолин, соберись!
Казалось, прошла долгая, тягуча минута. Местная флора шкреблась где-то далеко, фауна шуршала фоном, а туманы не угрожали, а красиво ложились на осенний лес. Но вот очарование мгновения истаяло, и нам обоим стало неловко.
– Откуда у тебя железные мечи? – спросила я, отводя взгляд.
– Нашел неподалеку, – уклончиво ответил Аксель.
– Здесь был поселок? – удивилась я.
Парень жестко
– Нет, скорее карательный отряд. Точнее, его останки.
Я брезгливо передернула плечами.
– Никуда не уходи! – невозмутимо сказал он, подхватывая рубашку и двигаясь в сторону колодца.
«Уйдешь тут, как же…» – подумала я, провожая взглядом его спину.
Спину, я сказала! Спину!
59
День проходил как-то уныло. Пожевав холодную ножку неведомой зверушки, я спряталась в подполе и погрузилась в текст проклятья. Мысли, конечно, то и дело возвращались к одному ну очень интересному светлому магу, но я держалась! Держалась изо всех сил!
А потом и втянулась. Работа была монотонная, рутинная и скучная, чего уж там. Я ползала по подвалу, выискивая ту или иную закорючку, искала ее причинно-следственные связи по всем стенам и делала пометки на последних страницах гримуара. Тот, конечно, сначала попытался возмутиться, но я пригрозила на этот раз бросить книженцию в колодец, и та впечатленно затихла. Тонуть дольше и неприятнее, чем гореть, я ее понимала.
Объем работ на самом деле впечатлял, и, если уж быть до конца честной, не было никаких гарантий, что я найду искомое за день или неделю, или месяц. А потому, вконец перепачкавшись в пыли, земле и паутине, я просто уселась на пол и, подперев щеку рукой, задумалась.
Вот, допустим, эта несчастная темная – я. И я настолько отчаянна, что готова сравнять весь мир с землей во славу своего горя. И я иду на верную гибель, оставляя страховку на случай, если не выживу. Точнее, я была уверена, что не выживу, и проделала огромную работу, чтобы умереть с фейерверком.
И где в таком случае я буду прятать условие отмены вечеринки?
Я покосилась на гримуар, который лежал тихонечко-тихонечко, даже не шелестел. Потянулась к нему рукой, но эта зараза пергаментная начала отползать!
– Изрежу на конфетти, – пригрозила я.
Гримуар подумал над угрозой и продолжил стратегическое отползание. Пришлось подниматься на ноги и топать за дурной книгой, упорно прущей куда-то вглубь подвала. Я подхватила гримуар с пола, и взгляд зацепился за символы.
Символы отмены.
Условия снятия.
Способы спасения.
Мелким, мелким шрифтом они были набиты у самого-самого пола, чтобы нашел только тот, кто знал, где искать.
– Молодец, – сказала я, погладив книгу по корешку.
Та зашелестела в ответ, но как-то странно. Как будто книга затаила дыхание и ждала моей реакции. А я читала магические знаки и чувствовала, как мне становится дурно, мрачно и страшно одновременно.
Снять посмертное проклятье этой темной мог только кровный родственник в сердце Беллариума. И если с сердцем все было понятно, то вот к кровному родственнику были вопросы.
– Венди, все в порядке? – раздался за спиной голос Акселя, в сотый раз за день спустившегося меня проведать.
Я глубоко вздохнула и повернулась к нему.