Цена доверия. Кн.2. Протянутая ладонь
Шрифт:
Начало дня не предвещало Миколасу ничего хорошего.
— А у вас тут целый набор! — довольно усмехнулся в седые усы следователь. Дон Оддин, уже с перевязанным плечом, сидел перед следователем на трёхногом табурете в состоянии полной растерянности.
— Набор чего? — не зная, имеет ли он право задавать вопросы, все же спросил Миколас.
— Всего! — хлопнул ладонью по столу следователь. — Сегодня утром — дуэль, а ведь действие сие запрещено законом, вам ли не знать! Вчера пропала внучка доны Милены Слав, которая, судя по докладу
Миколас затряс головой. Ничего непонятно! Бред какой-то! Вероятно, сказывалась потеря крови.
— Повторите, пожалуйста.
Следователь повторил. Потом ещё раз. И даже милостиво зачитал обращение девицы нис Вер. Оба. И к канцлеру, и к отделу охраны правопорядка.
Миколас молчал. Следователь что-то говорил, советовал, потом кричал, но молодой человек не слышал его, не понимал сказанных слов.
" …Милый Иги, ваша брезгливость и пренебрежение мною ранили меня в самое сердце… невинная жертва… мне нет жизни, если вы по-прежнему сочтёте меня падшей обманщицей, предавшей ваше исключительное доверие… с трепетом и надеждой взываю к вашей милости и той капле любви, коей я недостойна, но все же которую получила с ваших уст… прошу заступничества и справедливости… о, мой канцлер… ваша навеки…"
Плечо было забыто. Какая пустяковая рана! Кровавое пятно на рубашке и то небольшое. Кровавое пятно…
Злата, печальная девушка с лицом небожительницы. Невинный взгляд, дрожащие на ресницах слезы… Любовница канцлера. Падшая женщина, заманившая его в ловушку. Женщина, да. Вероятно, он не первый, кто в исступлении ласкал это идеальное тело, кто бежал исполнять любую ее прихоть, неважно какой ценой ему это достанется. Не первый и не последний.
— Так что вы скажете?
Миколас наконец посмотрел на следователя.
— Я отрицаю все обвинения. И обвиняю Злату нис Вер в ложном доносе.
Что ж, если у этой женщины чести нет, то по крайней мере свою честь дон Оддин постарается отстоять. Ради матушки и сида Гарне, который когда-то почти заменил ему отца. Он будет бороться за правду!
Даже если голова клонится вниз, чтобы покаянно прошептать: "Я виноват. Она чиста," — и сдаться на милость случая, только бы золотоволосая прелестница была довольна и счастлива.
Лейтенант поднял казавшуюся чугунной голову. Сид Гарне учил, что никогда нельзя сдаваться. И Миколас будет бороться. Даже против собственного сердца.
— Где расписаться?
Злата дрожала. Маленький кабинет для срочных или особых гостей теперь казался ей пыточной. Она ждала аудиенции уже третий час, сил не осталось ни злиться, ни бояться. Внутренняя дрожь прошла, но ниса Вер до сих пор не могла бы определить, чем она была вызвана: желанием этой встречи или отвращением к предстоящему разговору. Впрочем, наибольшее омерзение у Златы вызывало лицо, что она видела по утрам в зеркале.
— Прошу проходите.
Пытка временем закончилась. Канцлер счёл, что достаточно унизил бывшую любовницу, и
Вен Воль сидел за столом, перебирая какие-то бумаги. Вид у него был крайне занятой. Видимо, у него актерских способностей было больше, чем у Златы.
— Добрый день.
От ее тихого приветствия мужчина вздрогнул, не выдержал и поднял на нее глаза. Дернулся было, порываясь встать, но опомнился, вцепился пальцами в столешницу.
— И вам, ниса Вер.
Ещё мгновение назад он пожирал ее фигуру жадным взглядом, и вот уже восхищение сменилось брезгливостью. Канцлер отвёл глаза, опять зарылся в бумаги.
— Я получил ваше письмо. Я… не буду сомневаться в вашей честности. Сочувствую, что вам пришлось такое пережить, но, как я вижу, вы немного оправились от произошедшего.
Что она могла сказать?
— Благодарю.
— Могу вас заверить, отдел охраны правопорядка с большим рвением займётся расследованием этого инцидента.
— Это… — она должна была сказать что-то вроде "очень мило с вашей стороны", но не смогла. Голос оборвался, в глазах защипало. Миколаса будут судить "с большим рвением". По ее доносу.
— Вам плохо? Воды?
Злата назло улыбнулась
— Нет, благодарю.
Ещё неделю назад канцлер при одном ее виде бросился бы ей на встречу, усадил на этот самый стол, и… Она ненавидела эти встречи, но теперь, кажется, она отдалась бы ему в вечное рабство, лишь бы не было этого "с особым рвением".
— Все в порядке, спасибо за заботу.
Он всё-таки налил в стакан воды, поднес ей — и поставил на край стола вместо того, чтобы подать в руки.
— Я вам противна?
Себе тоже! Тоже! Но какое это имеет значение? Для кого?
Спина мужчины закаменела.
— Я… я влюбился в непорочную чистую искреннюю девушку. — Не оборачиваясь к ней, но и не делая шага прочь, сказал вен Воль. — Которая ничего у меня не просила в отличие от других любовниц. В неброско одетую скромницу, что раз за разом прикрывала дрожащими руками грудь. А теперь… Я не вижу той девушки. Я вижу женщину. Изменила ли ты мне сама, повела ли себя беспечно, оставшись наедине с чужим мужчиной — та девушка, которую я любил, никогда бы ни сделала ни первого, ни второго. В этом есть обман. И… Я не могу этого обмана простить. Мне неприятно думать, как тебя он… там, где был только я… Я не могу больше к тебе прикоснуться. Не могу.
Вен Воль отмер, отошёл к окну.
— Платья оставь себе, они порадуют твоих новых любовников. Письма верни, такие вещи должны быть уничтожены.
— Я их сожгла.
Она действительно сжигала эти послания в отцовой пепельнице сразу после получения. Это было… слишком интимно, слишком неприятно для нее. И могло навеки разрушить жизнь ее любовника.
Вен Воль обернулся, горько усмехнулся.
— Что ж, пусть это останется на твоей совести. Я пришлю на днях чек, считай это благодарностью за потраченное время. Вместо цветов и подарков. На этом все. Я больше не желаю, Злата, ни видеть тебя, ни тем более касаться твоего оскверненного обманом тела. Не ищи встреч, ничего не проси — я не дам.