Цена доверия. Кн.2. Протянутая ладонь
Шрифт:
Глава 16. Малахитовый дом
За окном раненым зверем ревел ветер. Вадим допил остатки вина, перевернул бокал, проверяя, действительно ли там ничего не осталось, проделал тоже самое с пустым графином и со вздохом вернулся к созерцанию толстого листа бумаги, полученного этим вечером.
"… отнёсся с вниманием…
… расследование…
Мать шлёт тебе своё благословение…"
Вадим усмехнулся. Смял короткую, залитую вином записку в руке. Длинный лист — и как насмешка пара строчек ни о чем. Шлёт… Он бы сам сейчас послал Авата, да по
Вадим швырнул записку в камин. Потом вспомнил, что тот не горит, полез вытаскивать ее оттуда. Нашел другое решение: бросил бумажный ком в бокал, поджёг его свечой. Пламя скользнуло по прозрачным стенкам, пытаясь выбраться наружу, но через пару минут неравной борьбы потухло, оставив на дне фужера горку золы.
В соседней комнате хлопнуло окно. Воры? Нерадивые слуги? Показалось? Что бы там ни было, жизнь подкинула вопрос, и Вад просто был обязан найти на него ответ. Иначе в чем смысл его существования? Мужчина нехотя встал, взял со стола трехрогий подсвечник, прошел в другую гостиную, ту, которой обычно не пользовались.
Зоряна воевала с ветром. Распахнула опять окно, подперла каким-то ящиком створки, перегнулась через подоконник, держа в одной руке простенькие дешёвые часы на медной цепочке, а в другой — странную кружку. Ну или что-то вроде.
— Вы в своем уме?
Девушка взвизгнула, чуть не выпала из окна, но вовремя отпрянула назад. Посмотрела на нарушителя спокойствия строгим взглядом.
— Что вы здесь делаете?
— А вы?
— Свою работу! — веснушчатый нос недовольно дернулся. Дона Добре вытянула перед собой руки с инструментами: часами и кружкоподобным чем-то там.
— Делаю замеры.
— Зачем так поздно?
Тонкие брови приподнялись в удивлении.
— Не поздно, а рано. Слуги уже встали, к вашему сведенью.
— Да? — Вадим поморщился. — Ну могут вообще не спать, мне-то какое дело.
По стеклу били крупные дождевые капли. Громко, гулко. Словно пушечные ядра в отдалении. Этот грохот не давал сосредоточиться. Боль вгрызалась в виски, словно степной кот в брыкающуюся добычу. Надо, наверно, меньше пить, а то ведь так и сдохнуть можно раньше времени. Нет, Вадим умирать рано не собирался. Он проживет долгую насыщенную жизнь, заодно портя существование всем близ находящимся идиотам.
— Ещё вопросы будут, или я могу продолжать?
Вадим посмотрел на хмурое лицо собеседницы, махнул рукой.
— Да делайте, что хотите. Я не собирался с вами снова спорить.
Зоряна отошла к окну. Молчаливая сосредоточенная. Вадим вспомнил, как она была разговорчива в первые дни по прибытию. Задорно спорила со старым крестьянином, объясняла что-то заумное вене Силь, улыбалась ему. Тогда Вадим был уверен, что улыбка эта должна была его завлечь, но…
Когда ему в
Перешёл ли он черту, отделяющую колкость от хамства?
И Невзора нет. Хоть волком вой…
И голова опять болит.
И мысли — грязные рваные клочья, до сути которых ещё надо добраться.
— Вчера… возможно мое поведение было недостойно, и я сказал лишнее. Хотя понятия не имею, чего вы достойны, а чего нет. Вы говорили очень…
— Бросьте. Я провела вчера себя, как дура. Причем дура излишне болтливая.
Ее голос — ровный, сухой, нейтральный, показался ему искусственным.
— Но это не означает, что я прощен?
— А вы извинялись? — удивлённо протянула девушка. — А я и не заметила.
Вадим рассмеялся. Эта странная собеседница говорила удивительно верные вещи.
— Вы опять правы. Это было мало похоже на извинение, скорее на снисходительное "кажется, я немного не так выразился". Но что делать, я не умею просить прощения.
— И не хотите.
Ведьма она, что ли?
— И не хочу.
— Я вас извиняю.
А вот это было неожиданно.
— Хотите, чтобы я помер под завалами вашего великодушия?
Зоряна вздохнула.
— Сомневаюсь, что вы на это способны.
Вадим прищурился.
— А вам этого хотелось бы?
— Нет!
Испуганный вскрик казался искренним. Но был ли?
— Нет! Никто не должен умирать так рано. — Она замотала головой. — Живите себе дальше! У вас наверно груды не ношеных шелковых рубашек и погреба, забитые до верху прекрасным вином. Вам есть чем заняться.
— Вы грубы не меньше меня, — заметил вен Борз с двойственным чувством: то ли восхищаться этой проницательной лаборанткой, то ли обижаться на ее скудоумие. Удивительное сочетание.
— Вы правы. Но я просто пытаюсь соответствовать тону, заданному вами.
— Я всего лишь был искренним. Не знал, что это наказуемо.
Теперь нахмурилась дона Добре.
— Не обязательно быть грубым для того, чтобы быть честным с собеседником.
— Тогда разговаривать было бы скучно.
Девушка посмотрела на него с осуждением.
— А сейчас вам весело?
Простой вопрос поставил Вадима в тупик. Сейчас ему… Ему было интересно. Странное ощущение. Обычно люди особого любопытства у него не вызывали. Часто одного взгляда достаточно, чтобы все узнать о человеке. Так же как одного стука — чтобы определить, из чего сделан стол: из настоящего ирденского дерева или подделки? Вишта? Дуба? Невзор был единственным, кто не укладывался в эту систему.
До сегодняшнего дня.
— Да, — ответил Вадим честно. — Сам удивляюсь, но препираться с вами мне интересно.
Зоряна тоже удивилась этому откровению. Даже не сразу нашла, что сказать. В результате сконфуженно промямлила:
— Или вы шутите, или это скоро пройдет.
Мужчина из ее поведения сделал свои выводы.
— Значит, я вам тоже интересен?
— С чего вдруг? Вы…
Она осеклась, закусила губу. Помолчала с минуту, а потом продолжила другим, менее резким тоном: