Цена его любви
Шрифт:
Тот только качает головой, поначалу удивленно, а после, кажется, и раздраженно.
— Влад Александрович сообщит, если будет что-то важное, не беспокойтесь, — каждый раз следует только один ответ.
Конечно. Он не отчитывается. Ни перед кем о своих планах и делах. Глупо даже спрашивать, лишний раз нервировать и удивлять охрану.
Но для меня это все — просто дикость. Неужели так сложно просто перезвонить и сообщить, где ты? Так поступают даже почти чужие люди, даже соседи по комнате! Мы всегда предупреждали,
Всю ночь не нахожу себе места. Не забываюсь даже коротким, мимолетным сном.
Мчусь от окна к входной двери.
Невыносимо. Невыносимо быть здесь, вот так, одной, в полной неизвестности.
И все демоны раздирают меня на части.
Демоны, которых я даже не подозревала у себя внутри.
Но на самом деле я слишком много о себе даже не подозревала до встречи с Владом! А теперь… Будто совсем другой человек во мне проснулся!
За окнами ослепительной краской разлился рассвет.
Все окна раскрыла, чтобы не пропустить его машину, откуда бы он ни появился.
Чувствуя себя зверем в клетке. Из которой не выбраться.
Да и куда?
Если он в опасности сейчас, если снова его режут? Чем я могу помочь?
И все равно — мне бы хоть голос его услышать, лишь бы скупое «жив».
Но…
Все больше мысли о Милене обуревают меня. Так, что приходится опустить голову под воду. Ничего не помогает. Неотрывно представляю себе, чем он мог бы с ней заниматься этой ночью.
Он дал мне обещание, дал слово. Он спас. И слово сдержит.
Но…
Больше он ничего не обещал.
Убеждал, что я для него — больше, чем игрушка. Слова безумные шептал, когда был во мне, — так яростно, так страстно и так одновременно щемяще нежно, что до сих пор, как вспомню, — глаза его лихорадочные, срывающийся хриплый голос с бархатцой, пальцы сжимаются. На них огонь и ток вспыхивает.
И я не знаю, чему верить.
Страсти его дикой, пылкой, ненасытной?
Душе, которую Влад, как мне казалось, приоткрыл?
Или тому, что я просто одна из многих. Женщины, что на него работают — не дают покоя.
Но больше всего Милена.
Мог ли он, вот так, с одного взгляда, в один миг забыть прежние, устоявшиеся отношения?
Так просто ее бросить — раз и навсегда.
«Я не обещал тебе верности» — гулом встают в ушах жестокие слова, что сказал тогда Милене, когда нас в его кабинете застали.
Не обещал. И мне не обещал. Никогда. Ничего большего, кроме защиты. Да и есть ли большее, кроме его безудержной страсти?
Разбитая, нервная, издерганная ползу на кухню чтобы выпить кофе.
Вчерашний ужин так и остался на столе.
Одеревенела вся.
Дергалась на каждый шорох.
А когда вошел, влетел, как ураган набросился, даже
— Девочка моя. Нежная. Маленькая. Как же я скучал, — и на руки подхватывает.
В шею, в волосы лицом зарывается.
Поцелуи — короткие, мелкие всю кожу будто жалят.
А я ответить не могу. Обнять даже в ответ.
Выжгло будто меня за ночь эту бесконечную, долгую. Словно внутри все выжгло.
— Даааааша, — уже утаскивает меня, — через гостиную, в спальню. Одежду на ходу с меня срывает, по полу разбрасывает. — Скучал по тебе. Не представляешь, как.
— Влаааад, — уже обнаженная, уже под ним, на постели.
Впиваюсь пальцами в его густые волосы, от себя оттягиваю.
— Думаю о тебе, моя девочка. Все время думаю. Другим заниматься должен, а только ты внутри.
Срывает мои пальцы и снова — поцелуями, по телу, по глазам и лицу, по шее вниз, — лихорадочно, жадно, как будто конец света и ему, сто лет не пившему, напиться поцелуями этими, скольжением безумным губ по коже нужно.
Или снова адреналин? Удар по венам, который распирает?
— Ты… Ты ранен… Влад!
Понимаю только тогда, когда собственную кожу липкая красная кровь обжигает. — Влад!
Поднимает голову. Смотрит, будто пьяный. Как тогда, когда пришла к нему в комнату, а он не проснулся. Мутным, непонимающим взглядом. Дергает головой, будто не слышит, не понимает, что я говорю.
— Ты ранен! У тебя кровь! Везде!
С ужасом смотрю на щеки с дорожками крови. На шею. Осторожно пытаюсь коснуться и тут же одергиваю руки. Лишь бы еще больше боли не причинить.
— Это ерунда, маленькая. Ерунда. Просто пару царапин.
Снова отмахивается, опять нависает, наваливается. Душит тяжестью тела. Дыханием бешеным.
— Не ерунда! Дай я посмотрю!
Выворачиваюсь. Перекатываюсь под его телом на постели. Пытаюсь стянуть свитер, но руки дрожат неимоверно. Колотит так, что ткань из ладони вырывается.
— Там ничего нет.
Влад останавливается. Замирает. Дышит тяжело, но уже спокойно.
Глаза наконец снова другими становятся. И снова непривычными.
Мягкими. Теплыми такими, до одури. Спокойными.
— Все в порядке, Даша, — тянет меня за руку. — Все в порядке. Многим этой ночью не повезло больше.
Сам сбрасывает с себя свитер, показывая чистую грудь.
С ужасом смотрю на еще одну рану, в плече, уже кем-то обработанную, зашитую. Явно же свежая, этого не было в наш последний раз.
Больно.
Рана у него, а сердце мне обжигает.
Будто в меня сейчас выстрелили. Размазали и разметали. Обожгли.
— Ну, девочка, — ласкает, взъерошивает пальцами мои волосы. Медленно ведет вниз по щеке. — Все в порядке. Иди. Иди ко мне.