Цена его любви
Шрифт:
И я верю.
Ослепительно верю, целуя его плечо.
Верю, что там, внутри, я проросла так же, как и он в меня. Туда, в самое сердце. Верю так, что глазам больно.
— Ты и правда мой дар, — ловит мою руку. К щеке своей прикладывает. Нежно целует ладонь, пробегаясь по ней губами. — В жизни не думал, что такое возможно. Но ты есть, — проводит пальцами по лицу. — Есть. Настоящая. Такая настоящая. Спасибо, что есть.
И снова — тихими ласками. По глазам. По векам.
Прижимает, и мы оба проваливаемся
Влад.
Я лежал рядом с ней и чувствовал, как раскалываюсь на части.
Раскалываюсь в хлам.
Блядь.
И целым становлюсь только с ней вместе. Уже не отодрать. Не отделить.
Когда несся к ней, когда о другом, кроме нее думать не мог, решил — предел.
Ни хера. Предел, какими глазами она на меня смотрела. Как в душу, насквозь проникала. Что говорила. И я не ушами, не словами, я внутри знал — все правда. Будто иглами огромными каждый вздох ее в меня втыкался. Насквозь. Внутрь.
Понял, что все готов разметать. Все вышвырнуть к чертям.
Потому что и она мне нужна. Как воздух. Именно она, — с теплом этим своим, с глазами невозможными. Слушать, как дышит во сне — и ни хера больше не нужно.
Как с первого взгляда, с единого жеста в меня проникла. Только не понимал еще тогда, как глубоко. А ведь с самого начала сердце дернулось. И все готов был под удар подставить. И таки поставил.
Только теперь понял, насколько неживым все было. Только теперь, блядь, дышать по-настоящему начал.
— Девочка моя. Мой безумный дар, — шепчу в волосы, притягивая к себе еще крепче.
Спит.
Отрубилась моя девочка. Но мне не важно.
Кажется, будто все равно меня слышит. Не словами. Душой.
— Эта война закончится. Все заканчивается. Мы будет так счастливы, как тебе и не снилось.
Я, блядь, сделаю для этого все. Все, чего бы мне ни стоило.
Лежу рядом с ней, оглушенный.
Никогда такого не чувствовал. Никогда не знал. И сердце, блядь, на ниточках будто висит. К ней срывается.
Посреди войны я нашел свой оазис. Свой остров, где, блядь, впервые стал счастлив. И мне нужно, чтобы она была. Была всегда.
Осторожно поднимаюсь, стараясь не тревожить ее сон.
Не привык говорить, не привык рассказывать ни о чем. Да и не нужно. Ей тревог прибавлять — последнее дело. Тем более, в дела наши, мужские, посвящать.
Женщина, она как солнце, от всего этого подальше должна быть.
Тем более, она. Ее ограждать от всего надо.
Целую в волосы золотые, разметавшиеся. Как в последний раз вдыхаю. Не запах, ее саму.
Оставляю рядом на тумбочке простенький телефон.
Я верю. Я глазам ее верю. Лишнего не скажет и звонить не станет куда
Хрен знает, куда нас с этой мутью занести успеет. Сейчас на прием вроде отправляемся, но кто сказал, что и на нем не откроется пальба? Времена такие.
А так. Хоть голос ее в последний раз смогу услышать. Вдохнуть, если что случится.
— Спи, маленькая, — шепчу, гладя шелковую кожу. Она вся будто мной пропиталась. Вся моя. — Все будет хорошо….
И сам себе слово даю.
Война должна закончится.
Я не позволю, чтобы как у Назара вышло. Если есть хотя бы малейший шанс.
Глава 13
Где бы мы ни были, чем бы ни занимались, а выглядеть должны так, как будто у нас вся сила.
Все это понимаем, когда втроем заявляемся на очередной прием.
Все знают, что наметился раскол. В каждых глазах читается неизбежность и неизвестность. Все напряжены донельзя и каждый тщательно следит за тем, что происходит.
При этом выглядя так безупречно, как будто теперь — наши золотые времена.
— Влад, — не успеваю подойти к очередному гостю, как меня перехватывает Санников.
Подхватывает под локоть и утаскивает в одну из свободных комнат.
И, как бы мне ни нужна была сейчас его поддержка и то партнерство, которое намечалось прежде, а глаза сами наливаются кровью, стоит только вспомнить, как он к Даше моей прикасался. И кулак сам сжимается.
— Остынь, твою мать, — Стас все видит и, видимо, понимает, — так на меня сработала пустая комната. — Это я, если разобраться, рожу тебе начистить в ответ должен.
— Это была моя женщина, — бросаю в ответ сквозь стиснутые зубы.
— Ну, кто ж знал? — криво усмехается, не верит. — У тебя, Север, таких твоих… — присвистывает. — до хера и намного даже больше. Вон, еще одна. Твоя. Войти хочет.
Оборачиваюсь, разглядывая свою очередную красавицу. Новенькая. Огненная. Во всем огненная Рокси. Во всем огонь — и в волосах и в страстном теле. Сам пробовал, когда брал к себе. Дым из ушей шел, такая умелая.
Отрицательно качаю головой. Приходится повторить, — не уходит, топчется у двери, пока я решительно не закрываю ее перед самым лицом Рокси.
Потом. Хоть она мне тоже сегодня нужна.
— Зачем отогнал? — кривится Санников. — Я бы взял ее. В качестве примирения. Или все-таки лучше ту? Та такой невинной выглядела, прямо кровь закипает. На странный десерт меня что-то вдруг потянуло. Пресытился, видно, твоими умелицами раскрепощенными.
— Стас! — блядь. Снова срываюсь. Где мое хваленое спокойствие и здравый смысл, когда речь заходит о Даше?
Сам не замечаю, как хватаю его за грудки. Встряхиваю.
— Это. Была. Моя. Женщина. Моя! По-настоящему!