Цена его любви
Шрифт:
— Влад, — сжимает мое плечо крепче. — Мы и так разворошили осиное гнездо. Против правил выступили. Надо ждать. Дай ему расслабиться. Скоро его главный прием. Тот, ежегодный, на которых он маскарады свои устраивает. Я знаю любовь Грека к спецэффектам. Если он что-то готовит, то захочет подвести это под свое событие. Нужно чтобы отвлекся. Пусть не видит пока от нас угрозы. Нужно ждать, Влад. Мы должны.
— Ты хоть представляешь, как это — тупо ждать? — сжимаю кулаки до хруста. — Просто ждать, Морок? Когда
— Ты под подозрением, Север. До сих пор. Не забывай, как Грача убили. Все на тебя указывает. Пусть они сейчас молчат и подавились. Но каждый об этом помнит. Ты еще один из преемников. Высунешься — против тебя выступят все. Уничтожат на хрен. Никого не спасешь. И девочку свою, если дорога тебе, тоже лучше бы подальше сейчас отправил. Нельзя лишних движений сейчас делать. Против нас все. Сметут. Поверь, я знаю, что говорю.
Сжимаю челюсти до красных пятен перед глазами.
И я знаю. Все понимаю. Но, блядь, вышибает. И мозги кровью закипают.
Подковерные игры и интриги, где играть и ждать нужно давно привычны. Но не сейчас, когда все взорваться от одной-единой вспышки готово. Не сейчас, когда каждая минута на счету, пока сестры нет!
— Я помню, Морок, — стараюсь оставаться спокойным, но кто бы знал, насколько еще моего спокойствия хватит. — Боишься, что дам осечку?
— Я знаю, как срывает, Влад. Когда по-настоящему, за своих срывает. Голову смотри не потеряй. Один неверный шаг — и мы все не просто в полном дерьме. Мы на хрен на кладбище. Все.
Киваю, уже направляясь дальше.
— Влад, — не успеваю подойти к Серебрякову поздороваться. С ним тоже есть несколько непростых разговоров и вопросов. Милена перехватывает руку.
Хочется сбросить — не терплю вдруг женских прикосновений.
Но приобнимаю за талию, наклоняя голову к ее губам.
Если она работает на врагов, нужно использовать каждый шанс. Выжать все, что возможно.
— Ты ведь… Не всерьез тогда… С той, — шепчет мне на ухо, пытаясь приласкаться. — Мы же с тобой столько всего прожили. Столько было всего, Влад.
Разворачиваю к себе. Держу на расстоянии. Не обнимаю.
Очередная кукла, — сколько их таких? Блеск в глазах, чистый соблазн, — а все пустой. Ради чего живут, ради чего вот так порхают?
Хотя, — мне ли не знать. Власть, бабло, шмотки и дорогие места. Все ради этого у них. Если повезет, то к этому еще и неплохой секс добавиться. Положение.
— Ты знаешь, Милена. Сейчас непростые времена, — пожимаю плечами.
— Конечно, любимый, — ластится, как кошка, опуская наманикюренные руки мне на грудь, пробегаясь по пуговицам рубашки. — Но ты же справишься. Кто может быть сильнее тебя? Ты ведь нашел уже, кто за всем этим стоит?
Черт. Такие вопросы не бывают просто так.
— Найду, Милена.
Замирает. Думает. Прикидывает. Так и вижу, как внутри у нее щелкают мысли.
В который раз убеждаюсь — не так просто Милена. Наверняка что-то знает. Колеблется, раскрыться или нет?
— Ты обязательно победишь, Влад, — глаза снова вспыхивают, красный язычок уже облизывает яркие губы. — Обязательно. Ты же сильнее всех. Просто позволь мне быть рядом. Пусть даже сейчас так трудно. Я не боюсь. Я всегда буду с тобой. Всегда. Скажи мне, что нужно сделать и я все сделаю. Только… Только будь!
Улыбаюсь Милене, понимая, что попадаю под обстрел фотоаппаратов.
Пока мы здесь, у всех на виду, наши люди прочесывают все тайные места. И дом Грека вместе со всеми его сейфами. Крайне необходимо и здесь выглядеть так, будто ничего не происходит.
— Гордей, — набираю сразу же, как выдается свободная минута.
— Ничего, — скрежещу зубами, снова слыша этот ублюдочный, ставший уже привычным ответ. — Но мы не одни работаем. Дом Грача тоже сегодня перерыть пытались. Охрана сняла троих. Сразу, чьи люди непонятно. По душам побеседовать не успели. И Ал твой в бой рвется. Никак успокоиться не может, что не у дел.
— Следи за Алом. На него могут выйти, — тяжело вздыхаю.
Продолжаю сохранять невозмутимый вид и даже улыбаться, помня о журналистах и толпе. А как же хочется захерачить кулаком о стену!
И во все осиное гнездо это на хрен взырвчатку бросить!
Я возвращаюсь под утро, чувствуя, как почти не держат ноги.
Никакие, блядь, перестрелки, никакие драки, даже самые злые и жестокие, когда мы в подземельях прятались месяцами не изматывали так, как эта пустота и тишина. Как это неизменное «ничего», которое я уже так задолбался слышать, что готов пристрелить, если услышу еще его хоть раз.
Я готов воевать. Встретится с теми, кто Регину похитил. Готов, блядь, нажать силой и вышибать со всех позиций.
Но сколько прошло времени, — и по-прежнему тишина.
Они выжидают. Они ждут, чтобы паззл во власти сложился. Подгадывают время для решительного удара, для того, чтобы зайти потом с этим козырем и ударить по всем картам. Я понимаю. И Морока понимаю, он прав. Надо выжидать, другого варианта нет. Мы делаем все, что только в силах. Но, блядь, впервые в моей жизни ни хера не дает результата!
Смываю с себя всю эту ночь.
Только от постели веет теплом. Оттуда, где слышу ее дыхание. Где волосы ее по подушке разметались.