Цена его любви
Шрифт:
Так и она.
Одним взглядом тогда — и в самое сердце.
Будто глоток воздуха живого свой первый в жизни сделал. Сразу. Намертво.
Нет. Ни хрена не пронзила, не ворвалась. Она будто всегда там, внутри, и была у меня. За какой-то запредельной запертой дверцей, о которой сам никогда и не подозревал.
Потому и напиться, надышать не могу. Никак. Глоток ее делаю, — а мало. Так мало, что, блядь, в груди больно. Моя она.
Не потому, что присвоил. Не потому, что сплю с ней и в тело ее вхожу, дурея
С этим не промахнуться.
Этого не поймет только тот, кто никогда такого не встречал.
Но когда сердце даже ни имени не зная, ни слова не услышав, уже вопит и дергается, рвано, в ниточки тонкие канаты превращая, — тогда понимаешь. Тогда свой кислород чувствуешь. И пьешь.
Но тогда и сдохнешь если потеряешь. Сто раз внутри себя подыхать будешь. Каждый миг.
Это проклятие. Но это — единственное блаженство. Все остальное — пустота и суета.
И мне глотнуть этого кислорода надо. Так надо, что, кажется, прямо сейчас задохнусь.
Мир перед глазами темнеет. Потухает. Сгорает на хрен. Будто жизнью меня наполняет, когда рядом.
— Даша, — набираю впервые. — Собирайся. Скажу сейчас Василию тебя в клуб привезти.
Домой пока нельзя, еще есть до хера работы. Но хоть так. Хотя бы глоток. Еще немного маленького счастья. От которого я оживаю, а ее глаза так безумно начинают светиться.
— Если не против, конечно, — добавляю, улыбнувшись.
Блядь, привык приказы раздавать. Отвыкать надо. Говорить. Спрашивать. Меняться.
И я даже не против. Ради нее.
— Приехать сам пока не могу. И не знаю, как выйдет ночью, — добавляю. — Хорошо. До встречи. Жду.
Глава 15
Она уже стоит у окна, когда я добираюсь до клуба.
Самый последний. Самый новый.
Мои аппартаменты — почти в небе.
Стоит у огромных панорамных окон. Любуется, как и я иногда здесь, на ночной город под ногами. За звезды. Прямо вокруг нее.
Пальцами по стеклу водит. А под пальцами ее звезды эти и горят. Будто зажигает своим прикосновением. Собственным свечением их наполняет. Как и меня.
Замираю.
Просто дышу.
Тихо дышу. Вспугнуть, потревожить страшно.
Кажется, чуть громче, — и все рассеется, растает. Подернется короткой рябью и окажется, что нет ничего. Что показалось. Будто магию какую-то — запредельную, уму непостижимую разрушить неосторожным движением боюсь.
Так и стою, привалившись в дверному косяку.
Дышу — тяжело, жадно, хоть и стараюсь ничем этот момент не перебить, не потревожить.
А все равно, — будто километры с бешенной скоростью пробежал. Пролетел.
Нет. Не километры.
И не по земле.
Я, блядь, кажется, всю жизнь несся. Летел,
Вот к этому моменту.
Когда та, что в сердце проросла — внезапно, быстро, с одного мгновения, та, которая в нем, может, с самого моего рождения прошита намертво, — вот так стоит рядом.
В этом, блядь, звездном свечении.
Тихо. Спокойно. Так, что время замирает. Стирая прошлое. Заживляя все старые раны. Сметая их одной улыбкой.
Будто сон. Или наваждение.
— Даааша, — отталкиваюсь от косяка, тихо, неспешно приближаюсь, — а сам будто по Млечному пути какому-то запредельному иду.
Не вздрагивает, даже от звезд не отворачивается.
Даже не сомневался, она давно поняла, что я пришел.
Это даже не по звуку, это кожей ощущаешь. Воздухом, что накаляется вокруг, обжигая, пронизывая током. И теплом. Таким теплом, будто ласковое море тебя укачивает в своих ладонях. Или звезды.
Тихо встаю позади.
Дышу.
Ею дышу. Кожей, волосами такими золотыми, такими нереально искрящимися сейчас. Знаю, там, у нее в глазах — звезды. И часть моего сердца. Та часть, которая спала всю мою гребанную жизнь так беспробудно. А с ней — проснулась. Воскресла.
— Даааша, — веду рукой у плеча, почти не прикасаясь.
Не вздрагивает. Только плавно поворачивается.
Не нужно слов, ни ей, ни мне, — я все в глазах у нее вижу. Оно светится, расползается, въедается под кожу. И тишина завораживает. Когда в ней звучит миллион непроизнесенных, таких сейчас многих слов.
Медленно, растягивая этот миг, наклоняюсь к губам. Вкус ее впитываю, в себя впечатываю. Осторожно. По капельке. Вкус жизни самой.
Капля вина отпечатком на губах.
Терпкая, тягучая, а дурманит так, что невозможно.
Медленно, плавно, — размазываю. С ее вкусом собой самим смешиваюсь.
— Даша. Моя Даша. Моя родная.
Губами — вниз, по шее, по плечам, — скользя, пробуя, и свечение звезд будто с нее выпивая.
Распахивает руки, обнимая немыслимо нежной лаской, а внутри уже все пожары мира горят.
Вот так. Плавно. Нежно. Без единого звука. Только в глазах вся душа. И в сердце, что бьется так бешено. Ее и мое. Под кожей. В одно сливаясь. В один удар.
— Влаааад, — губами по шее, вниз проводит, а меня током шпарит.
— Сладкая моя, — размазываю по ее губам пальцем капли вина и языком обвожу. — Моя чистая девочка…
Тянется. Сама тянется. Медленно расстегивает пуговицы на рубашке.
Так же плавно, не торопясь, сбрасываю ее свитер.
Ощупывая, лаская друг друга так пряно, так тягуче медленно, — захлебываясь и будто впервые тело другое увидев.
— Окна, — тихо шепчет, запрокидывая грудь, когда сжимаю губы на ее соске.
— Не бойся. Односторонние. Мы видим все, а нас — нет. Ты в безопасности, Даша. В безопасности.