Цена любви

Аристова Валерия

Но вот герольды поднялись на помост и затрубили в горны, призывая всех участников отправиться в свои шатры и облачиться в доспехи. Эдуар медленно брел к реке, потом так же медленно одевался, надеясь, что в голове его прояснится. Поэтому он чуть было не опознал на представление участников.

Как один из знаменитостей, Эдуар выходил на круг в числе последних. Зрители давно заняли свои места, но при виде Эдуара в красно-золотом облачении с черными крестами, в плаще, отороченном черно-бурой лисицей, повскакивали с мест, приветствуя его. Дамы махали платками, кидали ему под ноги цветы и ленты или браслеты, в надежде, что он поднимет их вещицу и объявит одну из них дамой сердца. Раньше Эдуар любил представление, когда судьи оглашали имена и заслуги каждого участника, он буквально

купался в своей славе, и с удовольствием приветствовал зрителей. Но сегодня Эдуар мрачно оглядывал радостную толпу. Та, которую он искал глазами, сидела в ложе рядом с графом де Патье, и смотрела холодно и гордо. Вот она отвернулась, что-то говоря графу, и виден был только ее тонкий профиль. Платье ее на этот раз было голубым, из легкой материи, вышитое алыми цветами в тон ее губ. Эдуар судорожно вздохнул, потом поднял руку, приветствуя поклонниц. Снова полетели на поле цветы, а одна из девушек сумела кинуть свой шарф так, что он упал ему на плечо. Отбросить его было бы верхом невоспитанности, поэтому Эдуар кивнул красавице, зардевшейся от счастья, и повязал ее шарфик себе на руку. В случае победы он вернет ей шарфик вместе с одним из выигранных призов, а она поднесет ему кубок вина и одарит одним из своих украшений. На приеме графа де Патье, который состоится сразу после окончания турнира, сидеть они будут рядом, деля трапезу и танцы.

Завязывая шарф, Эдуар вдруг понял, что не помнит, как выглядит девушка, объявленная им дамой сердца. Потому что та, ради которой он готов был совершить ни один подвиг, не смотрела на него.

На пир по случаю открытия турнира Эдуар не остался, убравшись к себе в шатер и пытаясь уснуть под звуки музыки и смеха. Он всегда любил эти празднества, но сегодня у него не было настроения. Он перебирал в голове события последних дней, и наконец признался себе, что графиня де Шательро глубоко задела его, ранив прямо в сердце. Почему он не понял этого раньше? Он должен был публично принести ей свои извинения и объявить дамой сердца! Она не посмела бы отказать. Он метался на своем жестком ложе, жалея об утерянной возможности. Она была бы вынуждена смотреть на него, и даже, возможно, улыбнуться. Как был он глуп!

До самого утра Эдуар не мог уснуть. Забылся он, когда звуки празднества совсем стихли, но вскоре проснулся. Не в силах больше оставаться в темноте и слушать сопение Жана и Андрэ, он вышел прогуляться к реке. Голова гудела от бессонной ночи. Он прислонился спиной к дереву и смотрел, как восходит солнце, медленно поднимаясь из-за деревьев и золотя их верхушки. Когда эта несносная женщина успела пустить стрелу, застрявшую занозой в его сердце? И что же ему делать, чтобы избавиться от наваждения?

Глава 4

Ближе к полудню участники турнира собрались на ристалище в полном боевом облачении. Лошади пока стояли привязанными в тени деревьев, ожидая своего часа. В групповом сражении готовилось принять участие около пятидесяти рыцарей. Их шлемы оруженосцы выставили на всеобщее обозрение перед ложей судей. Герольд созвал всех участников в центр ристалища, чтобы вытянуть жребий, но сначала судьи и дамы должны были обойти все шлемы, принимая решение по допуску того или иного участника. Дамы стайкой спустились на песок и прогуливались вдоль шлемов, отпуская шутки и обсуждая их владельцев. Если одна из них коснется шлема, и рекомендует рыцаря, то судьи выслушают ее аргументы. Оскорбивший даму рыцарь не достоин участия в турнире чести, и, если аргументы дамы будут приняты, шлем его будет сбит с постамента, а сам рыцарь избит другими участниками, пока не запросит пощады у рекомендовавшей его дамы, встав на колени и выкрикивая слова покаяния. Судьи, пожилые уважаемые рыцари, совещались, изучая длинные списки заслуг собравшихся рыцарей, боясь допустить к сражениям тех, кто не благороден по рождению или женат на недостойной женщине. Эдуар же ждал, когда все формальности закончатся, оруженосцам позволят ввести лошадей, а сам он возьмется наконец за копье.

Когда почти все дамы удалились на трибуны, а судьи заняли свои места, вдруг в ложе графа де Патье возникло движение. Графиня де Шательро встала со своего кресла, и Эдуар залюбовался грацией ее движений. Никакой спешки. Она медленно подошла к лестнице, спустилась, и неспеша пошла вдоль вереницы шлемов. Голубое платье ее сияло на солнце,

а алая вышивка вдруг показалась Эдуару каплями крови. Он залбовался ее походкой, плавными движениями бедер, сиянием черных волос. Вдруг она остановилась около одного из шлемов, немного постояла, будто размышляя, протянула руку, и коснулась его пальцами. Тут же подскочил герольд, столкнул шлем с постамента, а судьи подались вперед, слушая то, что графиня говорила тихим голосом. Потом они закивали, признавая ее причину достойной. Эдуар все силился разглядеть, чей же шлем рекомендовала госпожа де Шательро. А потом шлем надели на копье, поднимая на всеобщее обозрение. Кровь отлила от его лица, а на лбу выступил холодный пот. Эдуар смотрел и не верил своим глазам. Это был его шлем.

Вокруг начался невообразимый хаос. Рыцари заговорили все разом, дамы повскакивали с мест, что-то крича и размахивая руками, а потом Эдуар вдруг оказался один в центре ристалища, и в него полетели камни и палки, потом кто-то из рыцарей подошел первым, и Эдуар растерявшись, пропустил удар. Тут подскочили второй, третий, и он, хоть и пытался защищаться, получил несколько ударов в лицо, в грудь, и задохнулся, согнувшись пополам. Теперь он был легкой добычей, удары следовали один за другим пока он не упал. Тогда два судьи направились к нему, подняли, подтащили к тому месту, где стояла гордо вскинув голову графиня де Шательро, и заставили его встать на колени. Эдуар, получивший несколько тяжелых ударов в голову, соображал с трудом, не понимая, что от него требуется. Мир шатался и качался, к горлу подступила дурнота, и он думал только о том, как бы не опозориться еще больше, при всех опорожнив желудок.

— Давай же, проси прощения! — крикнул кто-то, и он узнал голос Антуана де Ла Сав.

Усилием воли Эдуар заставил мир остановиться, поднял глаза на женщину, стоявшую перед ним. Она молчала, но между красивых бровей ее залегла глубокая складка. Последнее, что видел Эдуар, это ее светлые глаза, смотревшие прямо на него. Мир снова закачался, а потом и померк, низвергнув его в спасительную пустоту.

Очнулся Эдуар у себя в шатре. С трудом разлепив глаза, он долгое время просто рассматривал складки ткани. Попытавшись сесть, он быстро понял свою ошибку, но было поздно. Дурнота была настолько сильна, что его начало рвать прямо на одеяло. Он позвал Андрэ, потом Жана, но ответа не было. Где-то далеко снова играла музыка, наверняка были танцы, и Андрэ вместе с оруженосцем покинули его ради праздника. Или бросили совсем, ведь никому не нужен господин-неудачник, подумал Эдуар.

Он свернул грязное одеяло и отбросил его подальше. Это движение заставило его сжаться от боли и резко выдыхнуть. Каждое движение причиняло острую боль. Дышать и то было невыносимо больно. Он поискал глазами флягу, и нашел ее на низком столике в другом конце шатра. Боль и слабость не позволяли ему двигаться быстро. Несколько долгих минут он пытался добраться до стола, во рту пересохло и стоял привкус горечи. Голова гудела так, будто ею играли в мяч. Эдуар не мог думать ни о чем, кроме воды, но усилия его прошли напрасно. На лбу выступила испарина, он уже не сдерживал стонов, но столик оставался недостижим.

Совсем отчаявшись, он попытался найти положение, в котором тело болело бы меньше. Дыхание его срывалось, а из глаз текли слезы. И в этот момент ковер, закрывавший вход, вдруг шевельнулся, и Эдуар решил, что у него начался бред. В проеме стояла графиня де Шательро собственной персоной. Ее светлые глаза сияли, как две звезды. Платье теперь на ней было зеленое, бархатное, расшитое блестками, которые от каждого ее движения вспыхивали холодным светом. Она сделала шаг к замершему на ковре Эдуару, вся засияв, и за ней вошли несколько слуг.

— Осмотрите его, — сказала она, и Эдуар снова вздрогнул от звука ее голоса. Толи думал, что снова его будут бить, то ли еще почему.

Один из слуг, оказавшийся доктором, склонился над ним, расстегнул его одежду, изучил раны и кровопотеки.

— Дайте воды, — приказал он.

Доктор достал инструменты, какие-то бинты, и стал промывать раны, накладывая повязки. Сначала он перебинтовал голову, потом — сломанную руку. Изучил его торс, отыскав два треснувших ребра.