Цена любви

Аристова Валерия

Эстель смотрела на барона. Ей нравился этот юноша, смелый, веселый, он множество раз пытался завоевать ее расположение. Но Эстель делала вид, что не замечает его стараний. Наверняка он будет обижен, если пришлый рыцарь займет его место. Она отвела глаза и сделала глоток из серебряного кубка.

— Я думаю, что будь его вина чуть меньше, то дама могла бы его простить, — сказала она, — например, если бы он сорвал только поцелуй, — она заметила, как Эдуар понял на нее глаза и ярко вспыхнул, выдавая себя, — но не более. Ведь, как правильно заметила наша Матильда, любовь не может

родиться там, где были страх и боль.

— Но ведь если дама станет причиной страданий рыцаря, он все равно может простить ее. И мы видим подобное во многих песнях, — вставил менестрель, — прекрасный тому пример — история рыцаря Гелана, которого Дама приказала кинуть в тюрьму. Но он и оттуда писал ей стихи, восхваляя ее красоту. И когда вели его к висилице, не переставал петь песнь о прелестях своей возлюбленной. Да так, что та приказала остановить казнь и призвала его к себе.

Все засмеялись, а Эстель поставила кубок на столик, и провела пальцем по его узору, чувствуя неровности металла.

— Мужчина сильнее женщины, — сказала она, — он может и простить гораздо больше.

Глаза ее метнулись к Эдуару, но тот сидел отвернувшись.

Все же Жульен перегибает палку, думала Эстель. Если бы она была на месте Эдуара, после подобных рассуждений непременно бы встала и навсегда покинула замок. Но то ли мужчины на самом деле сильнее женщин, то ли еще по какой причине, но Эдуар оставался на месте. Эстель молилась, чтобы менестрель не ляпнул еще чего-нибудь ужасного. Того, что заставит шевалье де Бризе бросить ее. Она не может позволить ему уйти. Потому что он на самом деле нужен ей.

Глава 8

Эдуар почти всю ночь провалялся без сна, то ненавидя графиню за ее издевательства, то проникаясь чувством огромной любви к ней. Если бы ни зеленое платье, он бы встал и ушел, но надежда, которую она давала ему, удержала его от опрометчивых решений. Он решил выждать, что же будет дальше, потому что уехать можно всегда, а сердце его, споря с разумом, противилось расставанию с графиней.

Наутро он обнаружил на перекладине прекрасный охотничий костюм. Зеленое сюрко и белый шаперон к нему, который Эдуар не стал надевать на голову, отбросив за спину и оставив волосы распущенными. Вчерашний вечер вспоминался ему, как страшный сон, и сегодня он мечтал отыграться. Теперь он не будет молчать, он готов ответить гордячке!

Прекрасная графиня спустилась вниз в ярком красном платье, которое сияло на солнце золотом вышивки. Черные ее волосы скрывались под прозрачной белой вуалью, перехваченной золотым обручем с несколькими жемчужинами. Она вскочила в седло без помощи лакея, взяла у сокольничьего птицу, и дала шпоры коню. За ней поскакала вся ее свита, в том числе Эдуар, который чуть было не забыл, зачем он тут находится, залюбовавшись ее красотой. Графиня снова не взглянула на него, но он уже привык к ее манерам, и на этот раз готов был взять инициативу в свои руки.

— Позвольте поблагодарить вас за приглашение, — он поравнялся с ней, и поехал рядом, придерживая коня.

Графиня обернулась к нему. Светлые глаза ее смотрели все так же холодно.

—

Вы — мой гость, и я не имею права держать вас взаперти, — сказала она как обычно тихо, и губы ее изогнулись в мимолетной улыбке.

Весенний лес встречал их пением птиц и свежей зеленью листвы. Эдуар, который столько времени провел в четырех стенах, наслаждался прекрасными видами, открывающимися им с дороги. Он любил лес, любил охоту, а сегодня мог ехать рядом с самой прекрасной женщиной, и представлять, как они отрываются от свиты, теряются в лесу, и долго плутают одни, пока к ночи не находят маленький домик в самой чаще...

— Вы предпочитаете сокола или ястреба? — спросила графиня, и Эдуар вернулся из своих грез в реальность.

Ярко светило солнце, а ее глаза, обращенные к нему, казались серыми омутами.

— Не делаю большого различия, госпожа, — Эдуар посмотрел на ее птицу, холеную и ухоженную, и вспомнил, как охотился с отцом в последний свой приезд домой. Вдруг в голове его возникла идея: — в прошлый раз мне удалось обыграть своего отца, отличного охотника, — сказал он, — если мне дадут птицу, то ставлю на то, что и вас я тоже обыграю.

По движению руки графини ему принесли сокола в красном клобуке. Эдуар надел перчатку, и с удовольствием ощутил, как тяжелая птица впилась коготками в жесткую кожу.

— Я принимаю ваш вызов, — графиня теперь улыбалась, немного загадочно, — на что вы готовы сыграть?

Эдуар нахмурил брови.

— Я не очень богат, — сказал он, — и мне нечего предложить вам, прекрасная госпожа, кроме самого себя. Я готов буду выполнить любое ваше пожелание. В ответ прошу вас в случае вашего проигрыша подарить мне поцелуй.

Брови графини съехались на переносице. Лицо стало мрачнее тучи.

— Я выиграю, — сказала она.

Позже, когда они уже стояли на берегу озера, поросшего камышом, и ожидали, когда спустят спаниелей, Эстль поняла, что сглупила. Ведь она совсем не знала, хороший ли охотник Эдуар де Бризе, и вполне могла отказаться принимать его условия. Он неспроста предложил ей соревнование, подловив ее на гордыне. Теперь же ей оставалось только сжать губы и выиграть, заставив его пообещать ей выполнить любое ее желание. Желание у нее имелось. Необходимо завоевать право распоряжаться им, раз уж ей представился такой шанс.

В высокой траве было не видно птиц, но вот спаниели были спущены с веревок, яркими рыжими и белыми пятнами замелькали в тростнике, и вскоре две цапли взлетели к небесам, спасая свои жизни. Эстель быстро сняла клобучок с головы своего сокола, и выпустила птицу. Эдуар же подождал некоторое время, следя глазами за цаплями, потом неспеша снял клобук, подкинул сокола, и тот взвился к небесам, тут же увидев цапель. Эстель в ярости наблюдала, как сокол Эдуара преследует птиц в то время, как ее заметался, и только увидев собрата, погнался за ускользающей добычей. В итоге одна цапля улетела в лес, а вторую забил сокол Эдуара еще до того, как сокол Эстель успел их догнать. Цапля упала в воду, и рыжий спаниель бросился искать ее, и вскоре принес и положил к ногам Эстель.