Шрифт:
Часть 1. Ледяная Звезда. Глава 1
Вечером этого теплого весеннего дня ничто не предвещало беды. Весь день Эдуар провел в седле, но усталости не чувствовал. Даже наоборот, чем ближе он подъезжал к Пуатье, тем большее воодушевление охватывало его. Окружающая местность была великолепна. Привыкший замечать все вокруг, Эдуар смотрел на цветущие деревья, вслушивался в пение птиц, окидывал взглядом юных и не очень женщин, встречавшихся ему на пути. А впереди его ждала слава. Он не сомневался в этом. Предчувствуя ее, или просто опьяненный пробуждением природы, самой дорогой, идущей вдоль неширокой реки, он прибывал в том
Его небольшой отряд следовал за ним весело переговариваясь, смеясь и напевая песни. Андрэ, его оруженосец, парнишка лет пятнадцати, смышленый и веселый, сын соседнего обедневшего сеньора, Жан, его слуга, и увязавшийся с ним странствующий менестрель по имени Жульен, который держал путь на тот же турнир, и решил, что с отрядом рыцаря ему будет в дороге намного безопаснее. Жульен целыми днями распевал песни, которые сочинял тут же в пути. Эдуар, любивший пение и стихосложение, но сам не способный ни к тому, ни к другому, с радостью принял его в свой отряд. К вечеру притомившись, Жульен замолчал, что-то сам себе нашептывая под нос, и Эдуару оставалось только наслаждаться видами заходящего солнца, золотым шаром спускавшегося за изящный изгиб реки и высокий холм на другом ее берегу.
Не будучи ни поэтом, как его старший брат, ни певцом, не умея ни рисовать картины, как его сестра Мари, недавно вышедшая замуж, ни красиво выражаться, как отец, будучи четвертым сыном графа де Гравье, Эдуар выбрал для себя искусство побед. С юности он интересовался оружием, сражениями и лошадьми, оставив старшему брату куртуазные романы. Он переезжал с турнира на турнир, изредка заезжая в родной замок, чтобы похвастаться перед отцом и братьями своими успехами. Он знал, что братья завидуют ему, тому, над которым смеялись все детство за его косноязычие, завидуют его свободе, его независимой жизни, без всяких условностей и зависимости от отца. Старшему и второму сыновьям граф строго настрого запрещал рисковать жизнью так же бездарно, как Эдуар, а третий брат давно ушел в монастырь, и теперь готовился стать аббатом.
Недавно Эдуару исполнилось двадцать три года. За его плечами было множество турниров, множество побед, множество коротких романов с прекрасными дамами, что присылали ему служанок с запиской, где указывали место, куда ему следовало прийти, либо сами являлись под покровом ночи в его синий с белым шатер. В такие ночи слугам его приходилось искать себе место для сна под открытым небом. Дамы оставляли о себе на память украшения или деньги, одаривая его часто сверх меры и шепча слова любви и восхищения.
Дамы были правы. Молодой и золотоволосый, с открытым чистым лицом, с большими голубыми глазами, высокий и широкий в плечах, победитель, любимец публики, умевший держать себя в любой ситуации, Эдаур являл собой лучший тип мужской красоты, а аура мужественности и множество побед придавали ему шарм в глазах поклонниц. Его ждали на каждом турнире, принимали наилучшим образом, и ожидали новых подвигов и побед. На его имя слетались, как мотельки, самые знатные семейства, поэтому устроить турнир и не пригласить Эдуара де Бризе было бы непростительной ошибкой. Большой турнир в Пуатье не был исключением.
...
Гостиница, в которой Эдуар планировал остановиться, показалась сразу за поворотом. Она стояла на склоне холма, будто вырастая из него,
Имя графини было ему хорошо известно. Лет пять назад она овдовела, и стала одной из самых завидных невест в Пуату. Правда замуж графиня не спешила. Оставшись единственным опекуном своего малолетнего сына, юного графа де Шательро, она приняла бразды правления огромными поместьями в свои руки, и управляла ими на зависть многим господам. Турниры и прочие многолюдные сборища графиня не жаловала, чем и объяснялось то обстоятельство, что хорошо зная ее славу, молодой странствующий рыцарь Эдуар де Бризе никогда ее не видел.
На улице стремительно темнело, а Эдуар пытался уговорить хозяина пустить его хоть под крышу, но тот только разводил руками.
— Попросите госпожу графиню подвинуться, — наконец не выдержал Эдуар, — возможно, ее дамы и рыцари могут потесниться. Мне нужна всего одна кровать, которую я готов разделить со своими слугами!
— Я..., — хозяин вдруг побледнел и непонятно с чего начал заикаться, — я... нет, господин, простите старика, я нннне пойду к графине.
Разозлившись, Эдуар готов был вспылить, как вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд и обернулся.
На лестнице стояла молодая женщина. В сумраке он с трудом мог разглядеть ее лицо, заметил только, что волосы ее черны, как вороново крыло, а губы пухлые и красные, кровавой линией прочерченные на бледной коже. Синее дорожное платье струилось вниз идеально выверенными складками, золотой пояс, ниспадал ниже колен и сиял драгоценными камнями, говоря о богатстве и знатности той, что смела носить его. Во всей ее фигуре, стройной, но не худосочной, сквозило такое достоинство, что дама могла бы называться королевой. Она сделала шаг вниз, платье ее колыхнулось, и Эдуар сглотнул, восстанавливая сбившееся дыхание. Пока она спускалась, не спеша, плавно, словно лебедь по волнам, в голове его роилось множество совершенно не относящихся к делу мыслей, он пытался понять, таковой ли была королева Гиневра, когда король Артур впервые увидел ее. Потом он подумал, что у Гиневры волосы золотые, а госпожа де Шательро обладает волосами иссиня черными, а глаза у нее светлые, будто звезды на небе.
— Я слышала, вы упомянули мое имя, господин, — проговорила графиня и голос ее звучал тихо, как у человека, который привык, что его приказы исполняются с первого раза.
Эдуар смотрел на нее, как полный дурак, в голове было совершенно пусто, он забыл, что делает здесь, в этом месте, и просто пялился на нее во все глаза. Потом он вдруг вспомнил о манерах, привитых ему с пеленок, и низко склонился перед ней, надеясь привести за это время мысли и чувства в привычное состояние. Только сердце его билось, как бешенное, а мысли разбегались в разные стороны, дыхание перехватило, а в висках стучала кровь, как перед битвой.