Цена любви

Аристова Валерия

Графиня некоторое время смотрела на него, изучая его лицо. Эдуар не опускал глаз, пытаясь сложить ответ в том хаосе, что царил в его голове.

— Если вы пожелаете принести мне свои извинения, которых я не услышала на турнире, вы можете сделать это сегодня вечером, господин рыцарь. Я приглашаю вас принять участие в нашей беседе о любви, которую буду вести я, а так же менестрель Жульен де Мирек, и наша прекрасная госпожа де Самерье.

Он хотел ответить, что никаких извинений не будет, но вновь промолчал, пожирая ее взглядом. В этот момент Эдуару больше всего хотелось бросить лилию перед ней на стол и уйти, но он понимал, что подобного поступка графиня ему не простит, и вряд ли ему удастся не только

быть призванным ею стать ее рыцарем, но и просто хоть когда-либо оказаться рядом. Изгнание было худшим, что могло произойти с ним, поэтому он сдержался, встал, поклонился даме, и готов был уже покинуть зал, как графиня тоже поднялась, и следом за нею и все присутствующие.

— Шевалье, я надеюсь, вы сумеете найти слова, чтобы убедить меня даровать вам прощение.

Он снова поклонился, и увидел, как она махнула рукой, позволяя ему удалиться. Эдуар бежал с поля боя, проиграв второе сражение подряд.

Оказавшись в своей башне, Эдуар с разбегу бросился на кровать и долго лежал, зарывшись лицом в подушку. Теперь, когда необходимости что-то отвечать не было, он наконец-то придумал нужные слова. Они вертелись у него в голове, но возможность была упущена. Если он хочет стать рыцарем и тайным возлюбленным графини де Шательро, он должен научиться говорить в ее присутствии. Он перевернулся на спину и стал с улыбкой вспоминать ее образ. Хочет ли он этого? Нет. Совсем нет. Но воля его сломлена, графиня еще в гостинице сумела украсть его сердце и теперь оно находится в полном ее распоряжении. У Эдуара не было выбора, ибо человек всегда стремится туда, где живет его сердце. Ему казалось, что если он расстанется с графиней, не сможет видеть ее хоть изредка, то просто умрет от тоски и безнадежности. Ледяная звезда сумела растопить его чувства своими холодными лучами. Он снова улыбнулся. Достал помятую лилию и погладил ее белые лепестки, поднес к лицу, вдыхая аромат. Черт с ними, с извинениями. Он заучит слова и произнесет их перед ее троном. И пусть видят все его унижение. Если это первая ступень любовной игры, он готов и на это.

...

Эстель была совсем неопытна в любви. Прекрасное искусство, воспетое поэтами, было для нее чем-то, что практикуют те самые женщины, что посещают на турнире шатры рыцарей. Она никогда не считала, что сама способна на нечто подобное. Но теперь, хоть рыцарь нужен был ей для совершенно иного, Эстель должна была собраться с мыслями и вспомнить, как играли другие.

Рыцарь ей попался не самый обычный, и она сильно сомневалась, что вечером он вообще явится в большой зал. Тем не менее, она приказала подготовить все для диспута, выставить лучшие вина, лучшие сладости, лучшие закуски на низенькие столики, вокруг которых разбросали шелковые вышитые подушки. У Эстель были подушки и обтянутые драгоценным бархатом, и одну из них она положила сама на то место, куда пригласит сесть шевалье де Бризе. И пусть на ней тоже будет платье того же цвета, что и подушка. Эстель очень шел травянистый зеленый, цвет новой любви, и пусть на шее ее будет ожерелье с лилиями и розами. Хотя до розы, конечно, еще далеко. Три розы были вырезаны из рубинов, и мерцали на ее шее каплями крови. Лилии же были выложены белым агатом на золоте. Как прекрасно, что в гербе ее есть и те и другие цветы. Эстель улыбалась. Получается, что намек достаточно тонок, но легко уловим, именно так, как положено быть первому намеку.

Несмотря на опасения Эстель, Эдуар явился во-время. Он был бледен, что показалось ей нормальным после долгой болезни, но волосы уложил по последней моде, и лепесток лилии был привязан к шнурку на его шее. Эстель позволила себе немного улыбнуться. Совсем чуть-чуть. Но с души ее скатился камень.

Она боялась, что он откажется приносить извинения, но не знала, как обойтись без них. Что подумают о ней, выдавший ему прощение авансом, если она забудет выслушать его? Но Эдуар безропотно опустился на колени и сказал все положенные в данном случае слова, лишь изредка запинаясь и хмуря брови.

Эстель показалось, что он произносит выученный текст. Когда же он поднял на нее глаза, щеки его вспыхнули, а сама она вдруг забыла, что требуется говорить

в таких случаях, и молча смотрела на него. Она так и не сказала ничего, дав ему знак подняться и указав на его место у низкого столика. Слуги тут же начали разносить вина, а два ее придворных менестреля затеяли игру на лютнях.

Когда-то давно, только оказавшись в этом замке почти ребенком, Эстель подружилась с одной из родственниц своего мужа, госпожой де Самерье. Теперь она как никогда оценила ее дружбу. Матильда ловко втянула рыцаря в беседу, что вели она и несколько дам, и вот уже Эдуар смеется ее шуткам, а Эстель так и сидит с закрытым ртом, будто воды набрала, и надменно взирает на все происходящее.

И тут вступил в игру менестрель Жульен, отвлекая внимание на себя. Эдуар хоть и удивился, встретив его в доме графини де Шательро, но виду не подал. Жульен начал издалека.

— Знавал я, дамы и господа, во время своих долгих странствий одну прекрасную даму. Была она столь хороша, что все, кто видел ее, отдавали ей свое сердце, но дама была жестока, и легко разбивала сердца. Она смеялась над влюбленными в нее рыцарями, и давала им неисполнимые поручения. А история была такова. Как-то раз собралась Дама искупаться в озере поутру. Сняла она свою одежду, и вошла в воду. А в это время мимо проезжал наш рыцарь, и одежду ту похитил. Сколько ни молила его Госпожа отдать ей одежду, он и слушать не хотел.

— Позвольте мне помочь вам одеться, — говорил он, на самом деле желая полюбоваться на ее стройный стан, и коснуться ее нежной кожи.

Делать было нечего, и Дама вышла из озера, блистая красотой. Рыцарь помог ей одеться, и сам завязал завязки ее башмачков. Но тут взыграла в нем страсть, уронил он даму на траву и тут же овладел ею. Но удовлетворив страсть и видя, как рыдает обиженная им Дама, он встал на колени перед ней и долго молил ее о прощении. Я предлагаю опросить присутствующих тут дам, стоило ли Даме давать ему прощение? Ведь совершив ради нее множество подвигов, и сложив к ее ногам неземные богатства, пытался он молить ее любви. Но Дама была непреклонна, и рыцарь бросился в неравный бой, погибнув на ее глазах с именем ее на устах.

Эстель смотрела на Эдуара, но когда он поднял на нее глаза, отвела взгляд. Жульен перестарался, выполняя ее просьбу. Но тут Матильда де Сорелье взяла слово, и долго убеждала всех собравшихся, что дама была совершенно права, осудив поступок рыцаря, ибо в любви насилию не бывать.

— Неужели искреннее раскаяние не может стать причиной для прощения? — вдруг подал голос Эдуар, и все взоры обратились к нему, — ведь то, что зародилось, как греховная страсть, могло стать истиной любовью, пройдя испытания.

— Но могло и остаться той же страстью, — возразила Эстель, сверкнув глазами.

— Ах, прекрасная моя госпожа, как же вы правы, — заговорил старый сенешаль, — что родилось страстью, то ею навсегда и останется!

— Но ведь рыцарь мог раскаяться в свой несдержанности. Он нанес даме оскорбление, но ведь должен быть пусть заслужить прощение! — добавил юный рыцарь, племянник сенешаля, который явно был непрочь получить лилию вместо Эдуара.

Эдуар взглянул на него, и сердце больно сжалось от ревности.

Юноша был хорош собой и не лез в карман за словом. Вполне возможно, графиня, которая как раз улыбалась ему, могла устроить соревнование и одарить лилией не одного Эдуара.

— Позвольте возразить вам, барон де Леврэ, — отозвалась Матильда, — подобные поступки невозможно простить. Ведь насилие в зародыше убивает любовь. Поэтому Дама была права, отказывая рыцарю. Как можно любить того, кого тело призывает опасаться?

— Но ведь милосердие — это главная добродетель Дамы, — не сдавался юный барон, — и вы, госпожа, прекрасно понимаете, что за жестокость она также достойна осуждения. Ведь видя его страдания и старания загладить вину, она ни разу не сказала ему доброго слова, даже и из учтивости!