Цена памяти
Шрифт:
На середине его сбивчивого монолога она поднимается на ноги, не выдержав ощущения, как от напряжения разжимается тугая пружина внутри. Гермиона взбудоражена, и потеющие ладони мелко трясутся, пока она слушает и представляет каждый образ, который описывает Малфой.
Пожиратели пытали людей до потери разума и до смерти — непонятно, что хуже.
Они применяли такие проклятия, о которых Малфой раньше никогда не слышал и, о, Мерлин, надеялся, что больше не услышит.
Они убивали детей на глазах родителей, а
Малфой говорит и говорит, выливая всё накопившееся и не заботясь о том, как это звучит, но не упоминает о своей роли, не уточняет, какие заклинания произносил сам, за чьи смерти несёт бремя ответственности и вины. И лишь его полубезумный взгляд и воспоминания о прошлом срыве останавливают Гермиону от вопросов.
Она просто слушает.
Впитывает каждое его слово, зная, что больше никогда не сможет позабыть.
Драко заканчивает неожиданно: просто обрывает себя на полуслове и с минуту смотрит в стену, хмурясь, будто не понимает, о чём говорил всё это время. И кому. И зачем.
Его лоб прорезает привычная глубокая морщина, и Гермиона заворожённо смотрит на неё, не в силах вынырнуть из его рассказов и отбросить услышанное. И только когда Малфой резким движением мотает головой и наконец встречается с ней взглядом, Гермиона вздрагивает и крепко сжимает губы, собирая остатки выдержки.
Он глядит на неё и, Гермиона уверена, легко читает всё по лицу. Его ноздри слегка расширяются, и напрягается челюсть.
— Я не должен был тебе рассказывать.
Гермиона сглатывает.
Он, наверное, прав.
— Нет! Я… — голос звучит хрипло, и она прочищает горло. — Это правильно, что ты рассказал. Я должна была знать. Я хотела знать. — Она сжимает руки в кулаки и несколько раз моргает, чувствуя, как слёзы вновь подступают к глазам.
Он приподнимает брови и склоняет голову к плечу, наблюдая за ней, и во взгляде проносится сразу столько всего, что она не успевает ни за что зацепиться.
Напряжение в животе и в груди становится почти невыносимым, а попытки выровнять дыхание кажутся нелепыми.
Гермиона снова моргает.
А затем Малфой шагает к ней, берёт за запястье и, притянув к себе, неуклюже обнимает.
Гермиона замирает, подавив всхлип.
Он… тёплый.
И уже знакомый.
Гермиона глубоко втягивает воздух, пропитанный запахом Малфоя, и её накрывает странное чувство спокойствия, которое, наверное, она не должна ощущать рядом с ним. Чувство, будто он может защитить её от угроз войны, когда Гермиона всего лишь в коконе его рук, прижимается лбом к его груди, стискивает пальцами его мантию.
Её рациональная часть понимает, что это ничего не значит.
И ничего ей не даст.
Но в этот момент Гермиона действительно ощущает себя чуть лучше, поэтому, собрав последние
— Можно я сегодня останусь здесь? — она смотрит на него, нелепо закинув голову; Малфой слишком высокий по сравнению с ней. Встретив его взгляд, Гермиона добавляет: — С тобой.
Ей кажется, что это правда лучший вариант, который у неё есть. Она не готова вернуться на Гриммо и не может представить себе ни одного спокойного убежища.
Печаль и отчаяние, охватившие Орден, заполнили всё пространство, пробрались в каждый угол.
И сегодня она не в состоянии бороться с этими чувствами.
К тому же её помощь не нужна: колдомедики справлялись, когда она уходила, а обсуждение следующих операций явно откладываются до того момента, пока Орден залижет раны. Тем более, как правильно заметил Малфой, они выиграли себе время.
Гермиона подозревает, что это ощущение безопасности рядом с ним мнимое, но всё же в это мгновение хочет отдаться ему и хоть ненадолго забыть о происходящем вокруг.
Когда Малфой глядит на неё в ответ, раздумывая над вопросом, в его взгляде Гермиона замечает какое-то непривычное тепло. Он мягче, чем она привыкла, как и все черты лица.
Она ждёт ответа.
Гермиона не уверена, что он согласится.
Но Малфой кивает.
***
Вопреки её ожиданиям, когда они оказываются в постели, он даже не пытается дотронуться до неё.
Они лежат на разных сторонах кровати, делят одно чересчур большое одеяло, и Гермиона ощущает лишь холод и пустоту. В воздухе между ними слишком много тоски, злости и недосказанности, и эта смесь совсем не напоминает эмоции, которые способствуют расслаблению. Темнота сгущается вокруг, давит и заставляет задуматься о том, что эта идея остаться там вместе с ним была ошибкой.
Но Гермиона не готова мириться с этим.
Она привыкла брать дело в свои руки.
Как сказал Малфой, она ведь никому не позволяет решать за себя.
Гермиона вздыхает. Расправляет плечи. Переворачивается на правый бок, чтобы даже краем глаза не видеть его. На мгновение жмурится и ещё несколько раз глубоко втягивает воздух. Она готовится.
И сама не верит к чему.
В комнате прохладно, но Гермиона чувствует странный жар, зародившийся в груди, который медленно вибрирует, словно мерцающее пламя.
Она снова вздыхает.
И когда воздух наполняет лёгкие, Гермиона движется в сторону Малфоя, пока не прижимается спиной к тёплому плечу. Он лежит на спине, как и в то утро, когда она навещала его после пыток.
От её прикосновения Малфой дёргается и не сдерживается:
— Что ты делаешь? — Она молчит, стиснув зубы. — Грейнджер?
У неё нет вразумительного ответа на его вопросы, и она решает игнорировать Малфоя.
Гермиона будет делать вид, что ничего особенного не происходит.