Цена Шагала
Шрифт:
– На что не пойдешь ради рекламы, - сказал Трегубец.
– Это конечно. Но вот интересно: рекламы чего? Содержать такое убыточное издание, ставя под удар всю свою финансовую политику - не такую, я тебе скажу, и сильную, - есть ли смысл?
– Действительно, смысл не ясен, - согласился Трегубец.
– Только на первый взгляд, - парировал Пакин.
– Ну, предположим, все остальные его газетки и журнальчики приносят…
– Но как? Ты же говоришь, они бесплатные?
– Ах, боже мой,
– Чего же?
– обиделся Трегубец.
– Ну, один материал, ну, два.
– Весь журнал, - сказал Пакин.
– Пусть так, - согласился Василий Семенович.
– И что из этого следует?
– Следует хотя бы то, что каждый номер рекламного издания приносит ему свой доход. А доход этот, по подсчетам моих ребятишек, весьма незначительный. А фирма у него ой-ей-ей какая серьезная.
– Да, мне тут уже один тамошний работник рассказывал: и охрана, и пропускной режим.
– Вот-вот, видишь, ты уже в курсе.
– Не пойму, к чему ты клонишь?
– Подумай еще раз. Ермилов - типография - Югославия - Иран…
– Оружие?
– удивился Трегубец.
– Я тебе ничего не говорил, - ответил Пакин. Потом пожевал губами и добавил: - Вариант не исключенный.
– После чего он сам потянулся к бутылке, налил себе и Трегубцу по рюмке, молча предложил выпить и после того, как они опрокинули стопочки, сказал: - Вот что, Вася. Ты, конечно, не дитя малое и учить тебя, наверное, поздно, но мой тебе добрый совет: не вяжись ты с этим человеком.
– Даже так?
– спросил Трегубец.
– Именно. Если я прав, а я редко ошибаюсь, не в свои сани ты метишь. Переедут полозьями, и следа не останется.
– Ну, это мы будем посмотреть, - сказал Трегубец, немножко бравируя.
– Кто посмотрит, а кто полежит, - ответил Пакин, мрачнея.
– Хорошо, Дима, - перешел на более спокойный, дружеский тон Трегубец.
– Представим, что ты прав - только представим, - и завязки у него с этим делом плотные. Откуда у него дровишки-то?
– Ты имеешь в виду технику?
– переспросил Пакин.
– Естественно.
– Это государственные дела.
– А поприжать его, чтобы он занервничал, невозможно?
– Я в эти игры не играю, - ответил Пакин.
– Не ерепенься, обожди. Я же не имею в виду, что у тебя есть прямой выход на министра обороны.
– А и был бы - не пошел бы, - ответил Дмитрий Владимирович.
– Меня другое интересует. Ну, государственные игры - государственными. Но должен же человек себе что-то в карман прятать.
– Думаешь, от государства ничего не укроешь?
– усмехнулся Пакин.
– Я не об этом. По нынешним временам, по их характерам - ну, никогда я не поверю,
– Хочешь сказать, что Ермилов может работать еще и в темную, на свой карман, так сказать?
– Вот, вот, вот.
– Есть глухие сведения, - поморщился Пакин, - только и это тебе не по зубам.
– Говори, говори, не томи.
– Понимаешь, Васенька, в его окружении мелькает один темный человечек. Такой Цуладзе - ничего не говорит тебе это имя?
– Грузин какой-то?
– спросил Трегубец.
– Грузин-то грузин, да не совсем. Зовут этого Цуладзе Аслан.
– Ну и что? Нормальное грузинское имя.
– Не грузинское имя: у него, понимаешь ли, отец грузин, а мать - чеченка.
– Опаньки!
– сказал Трегубец.
– Намекаешь на связи?
– Намекаю, намекаю. Он, конечно, не очень светится, да и вообще в Москве бывает наездами, но человек весьма занятный: то его в Тбилиси видят, то он в Грозном появляется, а то в Париже возникает. И приблизительно раз в месяц с твоим Ермиловым встречается, перезванивается, беседует, одним словом.
– Ты хочешь сказать… - начал Трегубец.
– Я ничего не хочу сказать. Но если бы тебе удалось каким-то образом их теплую компанию нарушить, может быть, это тебе и помогло бы.
– А ты?
– На мою помощь не рассчитывай. Я как машина-компьютер: ты у меня спросишь, - если, конечно, пароль знаешь, - я тебе расскажу. А бегать за бандитами я не умею.
– Как мне найти этого Цуладзе?
– Эх, подведешь ты меня под монастырь, Василий Семенович!
– Ты же меня знаешь, Дмитрий Владимирович, я - человек-могила.
– Вот в одной с тобой и окажусь. Я тебе так скажу: встреча эта у нас с тобой последняя, более мне не звони, и я к тебе не подойду. А если и напорешься, я тебя не узнаю.
– Уяснил, - ответил Трегубец.
– А теперь тебе - мой прощальный поклон, запоминай.
– И, едва шевеля губами, Пакин назвал Трегубцу номер мобильного телефона Цуладзе.
– Все, - сказал он, завершив диктовку.
– Запомнил?
– Запомнил, запомнил, - ответил Трегубец.
– Я ухожу. За обед, извини, расплатишься сам.
– За твои добрые слова я бы тебя еще тремя обедами накормил.
– В следующей жизни, - ответил Пакин.
– Будь.
Он поднял со стула видавший виды ветхий портфельчик, быстро накинул кашне, курточку, и был таков.
«Да, - сказал себе Трегубец, выливая остатки водки, которую им принесла официантка, в рюмку, - недаром говорится: «многие знания - многие печали». Ладно, господин Ермилов, посмотрим, кому чару пить, кому здраву быть».
– Эй, девушка, будьте добры, посчитайте мне, - подозвал он официантку.