Цена Шагала
Шрифт:
– Это кто же? Попова, что ли?
– А что, есть Попова?
– Да, была такая знаменитая художница.
– Не, не Попова. Как же она? На «э»…
– А, это, наверное, Экстер.
– Во-во, Экстер. Дорогая она?
– Ой, дорогая, Василий Семенович, тебе за всю жизнь таких денег не заработать.
– Я серьезно, мужики. Сколько, к примеру, может стоить?
– Смотря что: живопись или графика.
– Ну, а если живопись?
– И сто тысяч может, и сто пятьдесят может, а может и двести стоить. От многих причин зависит.
– Ну, а тридцать может?
– Нет, Семеныч, вот тридцать как раз и не может. А что это ты Экстер заинтересовался? До тебя,
Тут настала пора удивиться Трегубцу:
– Какие слухи?
– Да про ограбление.
– Какое ограбление, ребята?
– Да ладно, ты из себя целку-то не строй, в одном же Управлении работаем.
– Нет, ребят, я серьезно ни о каком ограблении не слышал.
– Вон, у Вальки. Валь, покажи ориентировочку.
– Пожалуйста, - сказал тот, кого назвали Валькой, и полез в стол за бумагами.
– Вот. Две недели назад на Садово-Самотечной улице ограблен и убит коллекционер Загоруйко. Как удалось установить, из квартиры вышеупомянутого коллекционера похищены - так, смотрим, - полотно Айвазовского, два эскиза Бакста… А, вот, Экстер! «Беспредметная композиция», датированная началом двадцатых годов, проходившая экспертизу в Третьяковской галерее в 1994 году. Вот, полюбуйтесь, - и он протянул Василию Семеновичу цветной ксерокс.
«Опаньки!» - сказал себе Трегубец, стараясь никак не выдать своего удивления. На большом листе цветного ксерокса красовалось изображение той самой работы, фотографию которой он видел в галерее «Дезире».
– И что, не нашли?
– Да нет. Видно, гастролеры были, не найдем никогда. Только ты, Семеныч, начальству нашему не толкуй, мы же все в делах, в заботах…
– Я понимаю, какой разговор. А что, много у этого коллекционера взяли?
– Да порядочно, список на тридцать восемь позиций. Дедуля пожилой был, собирать начал еще в пятидесятые. У него много барахла было. Там тебе и Сомов, и Бенуа, и Бакст… А из авангарда - Экстер, рисунок Филонова у него был, акварелька. На вот, полистай. Фотографии, правда, не на все есть.
Василий Семенович взял в руки папку и лениво перевернул несколько страниц. Его внимательный глаз отметил еще две работы, виденные у хозяйки галереи «Дезире».
– Ну, а сколько, к примеру, такая Экстер потянуть может?
– Тебе по мировому рынку или по нашему, зачуханному?
– Ну, хоть бы и по нашему.
– Если б чистая была, без крови, если б сам этот Загоруйко продавать ее решился, думаю, меньше, чем за восемьдесят, не отдал бы. Он вообще жадный был, как говорят.
– Неужели восемьдесят тысяч долларов!
– А ты как думал!
– И кто ж такое покупает?
– Как кто: банкиры, новые русские, эти вот, «чисто конкретные».
– А им-то зачем?
– Эх, Семеныч, отстал ты от жизни! С одной стороны, мода, с другой - денежки вкладывают. Случись чего - это ж всегда капитал.
– Понятно, понятно. Ну, ладно, ребят, побреду я. Отдохнул у вас душой, про искусство послушал. Удачи вам!
– Заходи, заходи, Семеныч. Мы тебе еще и про иконы расскажем, - напутствовали его сотрудники отдела.
– Как-нибудь - обязательно. Когда начну ими торговать, сразу к вам за консультацией и приду.
– Во-во. И место укажешь, где будешь торговать: мы тебя там и повяжем. Нам отчетность ой как нужна!
Трегубец посмеялся в ответ на немудрящую шутку и вышел, прикрыв за собой дверь. «Ну чудно, чудно, - сказал он сам себе.
– Значит, картина до банального проста. Насколько я могу понять, глубокоуважаемая Светлана Алексеевна, конечно, не сама грохнула старика Загоруйко, но в деле этом завязана по уши. А следовательно, у нас появился реальный шанс
Через полчаса к начальнику заглянул верный Ян.
– Вот что, Ян. Не в службу, а в дружбу: достань-ка ты мне «куколку». Но не простую, а хитренькую.
– На какую сумму рассчитывать, Василий Семенович?
– Нужно мне тридцать тысяч «зеленью», пачках, скажем, в шести, по полтинничку. Но две пачки из этих шести обязательно настоящими должны быть.
– Это где же я вам десять штук достану?
– Ян, ну расстарайся, голубчик.
– Ну и задачи вы, начальник, ставите, - вздохнул Ян.
– То, понимаешь…
– Ладно, не будем в родных стенах, - прервал его Трегубец.
– А что не будем, что не будем, - повысил голос Ян.
– То «кофе принеси!», господин начальник, то «за бутылкой сбегай»… Вообще скоро личным извозчиком у вас работать буду.
– Ну, так ты ж еще молодой, - поддержал игру Трегубец, - а мне, старенькому, ноги беречь надо. Вот, кстати, о машинах-то, давай-ка, дружочек, седлай своего железного коня, и прокатимся по одному очень важному оперативному делу.
– Нет, ей-богу, - продолжал искусственно бушевать Ян.
– Я на вас, Василий Семенович, рапорт подам за использование меня. Так сказать, служебного в неслужебных целях.
– Подашь, подашь. А покуда иди, разогревай свою таратайку.
– Не любите вы меня, Василий Семенович.
– Люблю, Ян, люблю. Именно поэтому и прошу, как друга, а ведь мог бы и приказать.
– Понятно, могли бы и бритвой по глазам.
– Во-во. Ну, ступай.
– Я мигом.
Когда Ян вышел, Василий Семенович снял пиджак, достал из кармана заранее припасенный чистый блокнот, ручку, выложил из нижнего ящика стола пачку сигарет, давно не работающую зажигалку (если сопрут - не жалко), размешал холодной водой полчашки растворимого кофе и все это также водрузил рядом с блокнотом. Потом залез в шкаф, облачился в пиджачок другого цвета, прихватил портфель и быстро покинул кабинет. По дороге он пару раз сунулся в несколько комнат, заглянул в курилку, пытаясь отыскать людей, которых там заведомо быть не могло, после чего быстро спустился вниз, сел в машину Яна и, показав рукой прямо, откинулся на сидении. «Хорошо, - подумал он.
– Теперь если кто-то из начальства примется разыскивать следователя по особо важным, то найдется человек двадцать, способных подтвердить, что я вот тут вот, просто рыскаю в поисках нужного мне сотрудника».
– Так вот, Ян, - повернулся он к своему коллеге.
– Кукла мне нужна к завтрашнему дню. Как и где ты ее достанешь - прости, не мое дело, но нужна она позарез. Более того, нужен и ты мне вместе с нею.
– Опять, Василий Семенович. Подведете вы меня под монастырь.
– Ничего: двум смертям не бывать, Ян. Поеду я завтра картину одну покупать. Вот тебе адресок, - и он протянул Старыгину аккуратно начерченный планчик расположения галереи «Дезире». Буду я там, наверное, часов около трех-четырех. Конечно, позвоню предварительно. Не тебе, а им, - ответил он на молчаливый вопрос Яна.
– А ты там будешь где-нибудь в половине и внимательно присмотришь за тем, кто пришел, кто ушел, и вообще какова обстановка. Когда я подъеду, отмашечку мне сделаешь на случай, смекаешь?