Цена
Шрифт:
В свою комнату и заходить не стала, подхватила рюкзак и вышла.
Марьям услышала, как хлопнула дверь, загудел лифт, утерла слезы и набрала номер, который в визитке был подчеркнут синими чернилами.
Я смотрел на женщину напротив меня. Странное чувство. Она словно не живая, а ведь живая.
– Вы знаете, у меня последние пять лет просто черные. И главное, с детьми какой-то кошмар происходит, а я словно во сне живу, как будто у меня тело ватой набито и сверху еще ватой обернуто. Как-то все мне вяло, трудно, скучно, сонно. Я все время жаловаться хочу и плакать. А на то, чтобы действовать, сил нет. Сын младший больной совсем, нужны деньги на операцию, много денег, дочь – наркоманка, связалась с дурной компанией, вот, совсем
Я смотрел на Марьям, слушал ее внимательно и так же внимательно разглядывал нечто похожее на серую паутину, которая окутала ее по рукам и ногам. Плотно и вязко. Я видел, что любой жест, даже самый незначительный, давался Марьям с трудом, ей приходилось преодолевать сопротивление паутины, и она тратила на это много сил. Понятно, куда ее энергия уходит. Еще удивительно, как она продержалась столько лет. Паутина-то явно не первый год на ней висит. Судя по тому, как плотно были закутаны ноги, процесс шел годами. Сколько она сказала? Пять лет? Да, точно не меньше. И примерно столько же ей осталось, если не остановить процесс. Интересно, как он начался, что это было? Кто ее так? Впрочем, судя по ее рассказу, это не ее одной касается, а всей семьи. Значит, по логике, родовое проклятье. Поэтому детей надо смотреть, тетку эту вытащить можно, вопрос только зачем, если с детьми проблемы большие, ей какой смысл жить…
Мои мысли уже скакали резво в разные стороны, я стремительно погружался в голос Марьям, в ее запах, в ее воспоминания… Дети… Так. Младший, да, дело плохо, но шанс есть, и деньги… С деньгами вопрос тоже больной… Старший сын – самый чистый и защищенный, однако ему придется хуже всех, именно потому, что самый защищенный. Он меньше всех подготовлен, и значит, открыт, доступен, и значит, может сломаться… Ему надо дополнительную защиту ставить… Дочь – ой, так она ж ведьма, чистопородная. Не, я в этой лиге не играю, это без меня. У нее свой путь, сама выбрала, нет – однозначно. Она без меня разберется…
– Слушайте, Марьям, вы дочь свою оставьте, все, поздно, там ничего не исправить, вы ее уже и не увидите никогда, младший сын, как и врачи, скажу – пятьдесят на пятьдесят. Много от него самого зависит, куда дольше глядит, в какую сторону его потянет. Деньги вы найдете, только придут они к вам очень непросто. И самое сложное время у вашего старшего сына. У него большие проблемы. Ему защиту ставить надо.
Марьям фыркнула:
– Какие у Тимы могут быть проблемы, от чего защищать, только от семьи нашей, от наших проблем. Так он нас не бросит. Что-то не знаю, не верится мне. А мне что делать, скажете?
– Вам сейчас и делать-то ничего не надо, сейчас у вас время такое, что вы не сможете ничего, у вас ни сил, ни возможностей. Вам надо о сыне своем позаботиться, о старшем. Защиту будем ставить?
У Марьям на лице отразилась вся гамма чувств, которые она испытала по отношению ко мне за последние три минуты: интерес, страх, недоверие, раздражение и, в конце концов, злость и разочарование.
– Послушайте, я пришла к вам с такой надеждой на помощь, а вы мне ни слова о том, что мне делать, и только про Тиму моего говорите. А он у меня самый нормальный и правильный из всех. Получается, мне, хоть гори все синим пламенем, надо сидеть сложа руки и не дергаться. Дочь пусть совсем пропадает. Младший пусть потихоньку умирает. Так получается?
– Марьям, уж простите за резкость, но дергаться раньше надо было, а сейчас время сидеть тихо и ждать. Вам такое время пришло. Вы упустили свой момент. В жизни каждого человека есть такое время, когда он – хозяин своей судьбы, это может миг такой, когда важно понимать, что от твоего «да» или «нет» зависит и твое будущее, и будущее детей
Марьям вспыхнула, вскочила и вышла, хлопнув дверью.
Тимур сидел в машине и ждал. Он ждал уже три часа, хотя Амир сказал, что выйдет через десять минут, и они поедут за город, в казино. Впрочем, такое случается не в первый раз. А значит, завис этот придурок здесь надолго. Тимур и не знал, что в нем живет столько ярости и ненависти. Всегда спокойный и уверенный в себе, всегда знающий, чего хочет от этой жизни, он сильно изменился в последнее время. После того как мать сказала ему о стоимости операции, они ни разу не говорили больше об этом. И Тимур решил, что мать хочет, чтобы он сам все продумал, решил и сделал. И вроде бы понятно, он главный в доме, он мужчина, но что-то сопротивлялось внутри. Все чаще он говорил себе: «Ты не обязан это решать, решение об операции – быть ей или не быть, должна принимать мать, ты не можешь, не имеешь права. Богдан – брат тебе, не сын». Но потом Тимур вспоминал мать, ее неуверенное выражение лица, ее вопросы по любому поводу. Ведь она без Тимура ничего сама решить не может, а уж тут она вообще растерялась, в кому впала, по-другому и не скажешь. И всем своим видом, всем своим поведением она словно говорит Тимуру: «Я знаю, ты все решишь». А Тимур очень хотел бы жить своей жизнью.
Ему уже двадцать пять, и ему очень нравится одна девушка. Он хотел бы жениться на Сабине. И если сейчас он начнет искать деньги на операцию, если влезет в долги, заложит машину, квартиру, то все, он в кабале лет на десять. Понятно, что Сабине ждать его десять лет – смысла нет никакого. Да, хоть они и не говорили пока о женитьбе, главное между ними было понятно: они любят друг друга, они хотели бы быть вместе. Но Тимур не имеет права впрягать в эту историю Сабину. Даже если они поженятся, пусть скромно, без всяких банкетов-лимузинов, семья – это дети, а какие дети, если глава семьи по рукам и ногам будет связан долговыми обязательствами и процентами по кредитам. Сколько Сабина выдержит? Ей-то с чего свою жизнь ломать? Как трудно, как сложно принимать решение. Хотя чего там принимать, уже с первой минуты было ясно, что решение принято, и он пойдет к Омару, и будет просить у него денег. И прощайте мечты о собственной, своей жизни, мечты о любимой женщине и детях, об учебе и собственном деле. «Все. Баста! Буду действовать, а там посмотрим», – Тимур опустил сиденье, заблокировал двери и решил подремать. В половине пятого его разбудил стук по стеклу. Пьяный в стельку Амир тарабанил что есть мочи в стекло и орал:
– Рота, подъем! Становись!..
Рядом с ним вилась не менее пьяная девица, ее длиннющие ногти ярко-лилового цвета царапали по стеклу, и Тимуру от вида этих ногтей стало немного не по себе. Он вышел из машины и открыл заднюю дверь.
– Нет, я сам поведу машину! – еще громче заорал Амир. – Мы едем к Софе, она пригласила меня на кофе, – тут Амир дико заржал и стал моститься на кресло водителя. Тимур спокойно, но достаточно крепко взял его за локоть:
– Амир Омарович, к сожалению, вы не можете вести машину. А я не могу допустить, чтобы у вас отобрали права, позвольте я довезу вас и вашу даму.
– Да пошел ты! Я поведу! – Амир нажал на газ, машина громко взвизгнула и сорвалась с места. Еще громче взвизгнула пьяная девица на заднем сиденье. Амир нажал на тормоз, крутанул руль, машину повело, и она с размаху въехала в бордюр. Лицо Тимура перекосила гримаса отвращения. Он подошел к машине, открыл переднюю дверь. Амир вывалился из салона и как ни в чем не бывало полез на заднее сиденье, к этой, с лиловыми ногтями. Тимур с перекошенным лицом сел за руль, сдал назад, вышел, присел посмотреть и увидел, что картер пробит и течет масло.