Цепи его души

Эльденберт Марина

Говорить было сложно, поэтому я говорила быстро. Чтобы успеть сказать ему все.

— До встречи с тобой я не могла даже представить, что в отношениях возможно такое. Возможно, я мало знала об отношениях, и еще меньше о том, что такое любовь, но сейчас это сводит меня с ума. Меня сводит с ума сама мысль о том, что я могу однажды захотеть чего-то подобного. Захотеть, чтобы ты делал мне больно, и раз за разом это принимать, как само собой разумеющееся.

Закусила губу, чувствуя подступающие слезы, и тут же продолжила.

— Я не знаю, зачем ты так

поступил, но точно знаю, что как прежде уже ничего не будет. Если ты хочешь видеть рядом с собой девочку, которая покорно идет к тебе, чтобы ты мог ее наказать, это не про меня. В следующий раз я буду сопротивляться, и в следующий раз тебе действительно придется использовать магию. Надеюсь, ты это понимаешь. Очень надеюсь, что ты это понимаешь, потому что если нет…

Он смотрел мне в глаза и молчал.

Молчал так долго, что я готовилась уже услышать очередной отказ, слова, что это его комната и все в том же духе, вместо этого Эрик поднялся. Мрачный и тяжелый, как небо за окном, взгляд, скользнул за мое плечо.

— Попрошу Сюин подать завтрак. Что ты хочешь?

— Не знаю. Мне все равно, — при мысли о еде желудок болезненно сжался. — Только не кофе. И не бекон.

— Как ты смотришь на то, чтобы после завтрака съездить на ярмарку?

— На ярмарку?

— Да, ты говорила о ней. Она проходит в небольшой деревушке под Лигенбургом.

Нахмурилась, вспоминая.

Ах, да! Та ярмарка, о которой говорила Луиза. Ярмарка, о которой я рассказала Эрику и на которую так хотела поехать.

Когда-то.

Сейчас казалось, что безумно давно.

Первой мыслью, разумеется, было отказаться, но я представила, как сижу дома. Как снова и снова возвращаюсь к осознанию и нелепой откровенности своих слов, от которой становилось просто невмоготу, и кивнула.

— Хорошо.

— Замечательно. Тогда после завтрака Сюин поможет тебе собраться.

Он вышел, не дожидаясь моего ответа, а я снова закуталась в покрывало и закрыла глаза.

Мобиль несся между заснеженных полей, напоминая о дне, когда мы с Эриком впервые выбрались за город. Тогда, в лесу, состоялся наш первый настоящий поцелуй, поцелуй, которого я хотела, который согрел меня лучше наброшенного на мои плечи пальто или любой магии. С тех пор прошло около месяца, мне же казалось, что целая вечность. Вечность, за которую я успела повзрослеть, лишиться наивности и многих иллюзий, которые были мне свойственны.

В книгах, которые я читала, любовь была похожа на взаимовыгодные отношения. Прикрытая пологом благопристойности, как невеста фатой, она не содержала и сотой доли тех чувств, которые я испытывала к Эрику. Как можно любить и ненавидеть одновременно? Одновременно, наверное, нельзя, но я прошла этот путь от ненависти или от того, что считала ненавистью, к тому, что чувствовала сейчас. К тому, когда хочется бесконечно долго смотреть в глаза мужчины. К тому, когда засыпать в его объятиях невероятно уютно, и хочется подарить ему всю себя. Всю свою нежность, все тепло, оберегать его ото всей боли и ото всего,

что может ее причинить.

Вот только Эрику это было не нужно. Он наслаждается болью — чужой, и, как ни странно, своей. Я поняла это, когда он ушел, поняла так же отчетливо, как то, что осталась одна, когда дверь в спальню закрылась за ним. То, что тянет его назад, цепи его души — это привычный для него мир. Он не хочет с ними расставаться, ему нравится считать, что обратная сторона его личности — тьма, без нее он не будет собой.

Возможно, это действительно так, но сейчас я не представляла, что с этим делать.

Больше не представляла, потому что все мечты рухнули вчера.

Ему не нужна женщина, которая будет его любить. Ему нужна та, кто будет его ненавидеть.

— О чем ты думаешь, Шарлотта?

— Ты правда хочешь это знать?

— Если бы я не хотел, — он на мгновение повернулся ко мне, — я бы не спрашивал.

— Ты все время спрашиваешь, Эрик, но ничего не меняется. Что бы я ни сказала, ничего не меняется, — я отвернулась и бросила взгляд в окно: туда, где тяжелые тучи давили на лес, рискуя напороться на крючковатые ветви и прорваться густым снегом.

Наш разговор не клеился с самого начала, и неудивительно. Сюин помогла мне одеться, и я была запакована так, что могла бы валяться в сугробе часа два, прежде чем почувствовала бы холод. Как при всем при этом мне удавалось выглядеть еще и весьма изящно — загадка, но я выглядела. Не только изящно, но и вполне себе привлекательно: рыжие локоны выглядывали из-под шляпки, падали на темную зелень накидки, оттеняя ее. Приталенное пальто подчеркивало фигуру, в ботинках ногам было не только удобно, но и тепло. При всем при этом я мерзла изнутри. Не просто мерзла — стыла.

Даже живя в мансарде, вбегая с мороза в свою непрогретую комнатушку, я никогда такого не ощущала. Зато сейчас ощутила во всей красе. Ни одно даже самое теплое пальто не согреет, когда на душе лютый холод.

В противовес этому на улице было тепло. Наконец-то отступили морозы, заливающие улицы Лигенбурга обманчивым солнцем, и мягкие холода позволяли дышать без желания спрятать нос в шарф. На улице, разумеется: в мобиле было скорее душно. Настолько, что я развязала ленты шляпки, отстегнула накидку и даже несколько пуговиц на пальто расстегнула.

— Скоро приедем, — коротко произнес Эрик, и я кивнула:

— Хорошо.

Хотя ничего хорошего в этом не видела. Собираясь на ярмарку, я даже не предполагала, что находиться рядом с ним будет настолько тяжело, а когда мы выехали за город, разворачиваться было уже поздно. Но что же поделать, если я сама так решила: в конце концов, никто меня не заставляет находиться там целый день. Побудем немного — и уедем.

Мы повернули направо, и лес повернул вместе с нами. Еще немного — и дорога превратилась в колею. Эрик ненадолго остановился, чтобы расчистить ее одним взмахом руки, я же осталась в мобиле. Глядя на то, как снег взмывает ввысь, подчиняясь магии, осыпается и тает, позволяя нам спокойно ехать дальше.