Цепи его души
Шрифт:
— Я тоже очень этому рада.
— А я скоро стану тетей! — с гордостью заявила Миралинда, обнимая меня ну очень осторожно и заглядывая в глаза.
— Уже совсем скоро, — подтвердила я, обнимая сестренку в ответ.
О том, что леди Ребекка пересекла границу Вэлеи вместе с ней, и пропала тоже вместе с ней, мне не сказали, чтобы не волновать. Оказывается, маме пришлось буквально выкупить Миралинду у виконта Фейбера: то есть отдать большую часть наследства за то, чтобы тот отказался от дочери и позволил ее увезти. Бывший муж не мелочился и не отобрал у мамы
Когда я узнала об этом (узнала, надо сказать, весьма специфически: в тот самый знаковый день примирения, когда Миралинда просто подбежала к нам), разозлилась так, как никогда раньше. Кажется, впервые в жизни я накричала сначала на Эрика (видите ли, он считал, что об этом леди Ребекка должна рассказать сама), потом на нее (она считала, что Эрик мне уже рассказал), а потом заявила, что если они не поедут с нами, я останусь жить в этом поле. То, что настрой у меня серьезный, Эрик понял, когда я хлестнула его веткой придорожного куста по пятой точке и ушла в аламьену. В итоге маме с сестрой пришлось собираться и переезжать к нам — до того времени, как будет восстановлен дом, а я сказала, что если она попробует спорить по поводу дальнейшей помощи, я рожу прямо здесь.
Спорить почему-то никто не стал, но злилась я еще целый вечер и все следующее утро. За это время я припомнила Эрику и Камиллу, и их свадьбу, и то, что он ничего мне не рассказал. На самом деле он женился на ней, чтобы защитить: после того, как избавил ее от мужа, Камилла все равно была под угрозой — де Кри вряд ли оставил бы ее в покое, равно как и его друзья. Поэтому Эрик предложил ей такой выход, и она согласилась. Их брак был новомодным, а проще говоря — подписным: когда молодожены обмениваются брачными клятвами, подписями и кольцами без венчания. Расторгали они договор по магической доверенности — особому документу, заменяющему присутствие нотариуса и не требующего свидетелей.
Я обещала себе не вспоминать эту историю, поэтому потом мне было очень стыдно. Это была наша единственная с Эриком ссора после случившегося в Мортенхэйме, и когда мы наконец помирились, он пообещал, что больше не будет ничего от меня скрывать. Даже если правда окажется неприятной или суровой, потому что не хочет однажды оказаться на месте де Мортена.
Де Мортен и Луиза не помирились до сих пор: об этом мы узнали от Терезы. Она и Анри приехали к нам в начале осени погостить. Поэтому сейчас мы дождались, пока спустится мама, и втроем направились в столовую. По этикету полагалось, чтобы к столу меня вел Эрик, но мы любили нарушать этикет, а если честно, вообще его не придерживались.
Тереза уже была в столовой, стояла у окна, отодвинув штору и глядя на едва наливающийся золотом лес. Услышав наши шаги, обернулась, отметив меня улыбкой, а после сдержанно поздоровавшись с мамой и Миралиндой. Она в принципе держалась достаточно отстраненно, особенно с теми, кто не входил в ее круг. Каким-то чудом мы с Эриком в этот круг попали, поэтому нам иногда
— Если меня не покормят, я сейчас кого-нибудь съем, — донесся голос мужа из-за спины.
Они с братом вошли в столовую одновременно, и Эрик тут же обнял меня за плечи. Миралинда хихикнула:
— Только не меня!
Муж сделал страшные глаза:
— Тебя обязательно!
Сестренка с визгом бросилась к столу, а я улыбнулась. Какое счастье, что виконт Фейбер ко всему прочему оказался еще и жадным! В его доме Миралинде не позволили бы даже меньшего веселья, а за подобное и вовсе грозило наказание.
Тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли и образы, повернулась к Анри:
— Я еще не успела лично вас поблагодарить, граф. Спасибо за то, что помогли в деле с наследством.
— Я просто чуть ускорил процесс, — отмахнулся он.
Городской особняк де Кри мы все-таки продали, и эти деньги перевели на счет матери и Миралинды. Когда мама об этом узнала, она разрыдалась повторно, но я не позволила ей отказаться. Если честно, я не хотела оставлять дом, где жил этот ужасный человек, брат моего отца. И уж тем более после того, что рассказал мне Эрик во время нашего примирения. Оказывается, Фьет-Лао выяснил, что поджог совершили именно по его приказу. Узнав о кошмарных делах, которые тот творил, отец отказал старшему сыну в наследстве и хотел вернуть младшего в семью, но не успел.
Совсем чуть-чуть не успел.
Эрик, словно почувствовав мои мысли, мягко привлек к себе и заглянул в глаза, словно спрашивая: «Все хорошо?»
«Все хорошо», — так же безмолвно ответила я.
— Влюбленные, пойдемте к столу, — хмыкнула Тереза. — Пока еда не остыла. Не знаю, кому как, но лично мне холодное утиное рагу с апельсиновым соусом напоминает листья папоротника под паутиной с лимонными корками.
Каковы на вкус листья папоротника под паутиной с лимонными корками, я так и не узнала, потому что когда Тхай-Лао снял крышку, все еще было горячим.
Подумать только, как все может измениться в одну минуту. Прошлой осенью в это время я размышляла, как мне собрать денег на новое пальто, а вечера проводила в компании «Девушки» и мисс Дженни, сейчас же я в кругу семьи, рядом с любимым мужчиной, от которого жду ребенка. По нашим подсчетам, Эрика или Рауль должны были появиться на свет во второй половине сентября, а значит, ждать осталось совсем немного. Эти мысли наполняли меня теплой, уютной радостью, заставляя улыбаться невпопад.
Вот как сейчас.
Поймала взгляд Терезы: привычно тяжелый, задумчивый, и улыбаться перестала. Она очень привязана к семье, и, вероятно, сильно переживает за брата. Увы, тут я ничем помочь не могла, его светлость де Мортен отвечает за свои поступки сам. То, что он поверил лорду Фраю и графу Вудворду, нажаловавшемуся на то, что Эрик сломал ему руку и якобы обещал убить, это его ошибка. Конечно, немалую роль здесь сыграли и показания Ирвина, представившего Эрика чуть ли не злом во плоти. Ирвин, пожалуй, был единственным, с кем я так и не захотела встретиться перед отъездом. Не могла его простить, как ни старалась: за ложь, за лицемерие, за то, что использовал нашу детскую дружбу, чтобы подобраться к Эрику и вручил мне ленту, ставшую артефактом-передатчиком.