Цепи его души
Шрифт:
— Я бы тоже так подумала, — герцогиня кивнула. — Особенно после того, что я рассказывала тебе про общество на выставке.
— Вы были правы, — я вспомнила «Девушку»: такой, какой видела ее в последний раз, и поспешила перевести тему: — А Джулия… с ней же все хорошо?
— Да, разумеется, — Луиза снова улыбнулась. — Это их первый и очень долгожданный малыш, поэтому она безумно волнуется. Я бы даже сказала, чересчур. Пришлось объяснять ей, что в эти месяцы бывает многое, и ничего страшного в этом нет.
— Ох, — я слегка покраснела,
Не горькие, а какие-то светлые, от слов «долгожданный малыш» стало очень уютно на сердце. Наверное, это здорово, когда родители так любят ребенка даже когда он еще не родился. Я закусила губу, потому что слезы грозили все-таки свернуть мои мысли не туда, как раз в эту минуту к нам присоединилась Лавиния.
— О чем вы говорили? — весело спросила она.
Раскрасневшаяся, на щеках ямочки, на губах озорная улыбка. Хрупкая, ростом едва ли выше герцогини. Волосы цвета кофейных зерен, уложенные аккуратными локонами, слегка растрепались, и сейчас она выглядела совсем молоденькой, даже грустинка из глаз пропала.
— Об искусстве, — Луиза заговорщицки мне подмигнула. — Шарлотта не только создает декорации, она пишет картины.
— Невероятно! — воскликнула Лавиния. — Вам больше нравятся портреты? Или пейзажи?
— За портреты я пока не бралась, — сказала задумчиво. — Я все больше пишу природу… а в целом… мне больше интересны люди и отражение их чувств на фоне того, что их окружает. М-м-м-м… путано выражаюсь, наверное. Мне нравится ловить мгновения и переносить их на холст. Каждая эмоция, каждый миг жизни — это то, что уже никогда не повторится…
Я осеклась, потому что женщины очень пристально смотрели на меня.
— Это прекрасно, — без тени улыбки, искренне произнесла Лавиния. — Расскажете, как это происходит? Это же так интересно!
Не сговариваясь, мы медленно направились дальше. Не считая встреченной нами пожилой пары, здесь было безлюдно: все-таки в такой мороз большинство людей предпочитает сидеть дома, у пышущих жаром каминов.
— Все начинается с образа… — я закусила губу, подбирая слова. — Такого… яркого, как вспышка. Иногда эмоции рождаются из увиденного, иногда просто возникают сами по себе.
Почему-то вспомнилась картина на выставке, где пара стояла на заснеженном мосту.
— Потом появляется набросок… и все, что я чувствую, когда вижу этот образ, я вкладываю в него.
За разговорами о живописи и создании картин мы обошли весь парк несколько раз. Подальше от реки, потому что рядом с ней становилось еще холоднее. Потом Арк с Хлоей все-таки убежали налево, и нам пришлось повернуть за ними. На узенькую аллею, тянущуюся вдоль берега Ирты. К запертой подо льдом и снегом воде уходил невысокий склон, с которого чуть попозже вполне будет можно кататься… наверное. Не знаю, насколько хорошо замерзает речка в этих местах.
Кстати, об образах: представила летящую с горки малышку, заливающуюся смехом, и
— … задумалась, — донесся до меня голос Лавинии, и я поняла, что пропустила часть разговора.
— Простите, — пробормотала, чувствуя, как к морозному румянцу добавляется румянец стыда. — Я просто подумала о катании с горок.
— Здесь кататься опасно, — сказала Луиза. — А вот в деревушке, где скоро откроется ярмарка, поставят такую горку… Загляденье!
— А мы поедем, поедем, поедем? — подбежавшая Хлоя заглянула матери в лицо.
— Обязательно, — Луиза притянула ее к себе. — Это же наша семейная традиция.
На лице Лавинии снова мелькнула грусть, и на миг я ощутила ее так отчетливо-остро, словно в сердце вонзились крохотные ледяные иголочки. Арк тут же ткнулся носом ей в ладонь, словно утешая. Она потрепала его по голове, и меня снова согрело теплом. Мягким, солнечным, как летнее утро, которое хочется вдохнуть полной грудью, теплом раскрытых объятий, на которые хочется ответить улыбкой. Таким же, как вчера, когда я бежала из дома.
Осознание этого оказалось таким пронзительным, что я споткнулась о выбившийся из ровных рядов камешек на дорожке, и Лавиния подхватила меня под руку:
— Осторожно!
— Спасибо, — пробормотала я, тщетно пытаясь справиться с охватившими меня чувствами.
Ее тепло, тепло которое я ощущала рядом с ней и которое исчезало вместе с ее улыбкой, напоминало то, что я чувствовала, когда во мне пробуждалась магия жизни.
Маг жизни?!
Лавиния?!
Неужели такое возможно?
Не успела я справиться с этой мыслью, как меня огорошила Луиза:
— Шарлотта, что скажешь, если я приглашу тебя присоединиться к нам за обедом?
Глава 4
Обед? С ее светлостью?
То есть у них дома?
— Понимаю, что это могло прозвучать неожиданно, и что у тебя могут быть планы…
Ну да, у меня определенно планы. Сидеть дома и смотреть в окно, думая про Эрика с Камиллой!
В другой раз я бы непременно отказалась, хотя бы из соображений приличия (Луиза выше меня по социальной лестнице настолько, что мне на нее смотреть в театральный бинокль, задрав голову), но сейчас мне не хотелось думать про социальные лестницы. Не хотелось думать о том, насколько это уместно, пусть даже леди Ребекка говорила, что иногда люди приглашают кого-то из вежливости. Я никого к себе из вежливости не приглашала, и если Луиза считает это уместным, не вижу повода думать иначе.
— Сочту за честь, — сказала я и улыбнулась.