Церера
Шрифт:
Я возблагодарила всех научных покровителей и тех святых людей, что придумали автосохранение и облачные сервисы. Все мои корявые мысли, что я беспорядочно вываливала тогда в гостинице на свой планшет, сохранились в облаке на портале Университета.
Первый день был самым тяжелым. Меня вызвали на допрос, где я рассказала всё, что могла вспомнить о сражении в гостинице, в тюрьме и на мостике. Я старалась быть максимально точной, описывая каждую деталь, каждое действие, всё, что могла вспомнить, при этом я старалась сместить фокус со своих действий на героические деяния рейнджеров, ведь по сути так и было, я просто висела
На второй день мне разрешили посетить медотсек. Увидеть Хэл, Ким и Питера было одновременно облегчением и болью. Хэл уже сидела в постели, её глаза загорелись, когда она увидела меня.
— Эй, стажёр, — улыбнулась она слабо, но тепло.
Мы осторожно обнялись, чтобы не сдвинуть её повязки, и я чуть не заплакала.
— Спасибо, что защитила Киру, — шепнула мне медик.
Я только слабо фыркнула:
— Я вообще просто рядом постояла. Кира сделала всё сама.
Мы переглянулись и понимающе улыбнулись друг другу.
Ким всё ещё была без сознания, но врачи заверили меня, что её состояние стабильное. Питер, несмотря на многочисленные повязки, настоял на том, чтобы поговорить со мной. Его голос был слаб, но в нём звучала гордость, когда он благодарил меня за помощь в защите корабля.
— Я ничего не сделала, — я только покачала головой. — Вся слава принадлежит вашим девчонкам.
Третий день я провела, работая над своими заметками. Я старалась записать каждую деталь, каждое ощущение, пока воспоминания были свежи. Это было тяжело — снова переживать те страшные моменты, но я понимала важность этой работы.
Каждый вечер ко мне попеременно заходили рейнджеры проведать и поболтать. С кем-то мы обсуждали прошлые приключения, кто-то пришёл излить эмоции, а кто-то просто помолчать рядом.
Последним вечером ко мне зашли Марк и Август. Они сообщили, что похороны намечены через два дня. Я только кивнула, чувствуя, что разревусь.
Марк посмотрел на нас с Августом, махнул рукой и оставил нас вдвоём.
Лейтенант меня обнял и уткнулся в мои волосы. Я не возражала. Мне самой была нужно его тепло и крепкие руки. Мы долго сидели молча, просто наслаждаясь обществом друг друга. В этой тишине было больше поддержки и понимания, чем могли бы выразить любые слова.
Засыпая в ту ночь, я чувствовала странное спокойствие. Несмотря на все ужасы, через которые мы прошли, я знала, что мы справимся. Вместе.
Интерлюдия: Цена ошибки
Юлия заснула, и Август ушёл, бросив прощальный взгляд на затихшую девушку.
Он сел в пустом конференц-зале «Сириуса», механически перебирая данные операции на планшете. Свет был приглушен, только голографическая карта станции медленно вращалась над столом, отбрасывая призрачные тени. Здесь, в одиночестве корабельной ночи, он снова и снова прокручивал в голове события минувших дней, пытаясь найти момент, где все пошло не так.
Перед глазами проносились обрывки воспоминаний: вот Юлия в темном платье входит в гостиницу, такая красивая и беззащитная. Вот Влад, прикрывающий их отход — его последний
— Чертов идиот, — пробормотал он, с силой сжимая переносицу. — Чёртов идиот!
Основной просчет был даже не в том, что он позволил гражданскому участвовать в операции. Хуже — он позволил своим чувствам затуманить рассудок. Увлекся игрой в шахматы, разговорами о театре, забыл, что он прежде всего рейнджер. А ведь первое правило стратега — никогда не позволять личному влиять на планирование операции.
Результат? Питер в критическом состоянии, Ким едва не истекла кровью, Хэл с пробитым легким, Марк… При мысли о друге к горлу подступила тошнота. Он обещал защитить его сестру, а в итоге подверг опасности обоих.
Планшет тихо звякнул — пришло новое сообщение от медиков. Хэл стабильна, начали процедуру регенерации тканей. Хоть что-то…
Он поднялся, подошел к иллюминатору. В черном стекле отражалось его осунувшееся лицо. Когда-то Питер сказал ему: «Быть рейнджером — значит всегда ставить долг превыше личного». Тогда эти слова казались простыми и понятными. А сейчас?
Сейчас он смотрел на свое отражение и не узнавал себя. Что с тобой случилось, лейтенант Фаббро? Где тот хладнокровный стратег, который мог просчитать любую ситуацию?
— Ты влюбился, — прошептал он своему отражению. — Влюбился и все испортил.
Была ли эта цена — искалеченные товарищи, погибший друг — справедливой платой за несколько счастливых мгновений с Юлией? Имел ли он вообще право на такое счастье, когда его решения могут стоить кому-то жизни?
Может, капитан был прав. Может, нельзя быть одновременно хорошим рейнджером и… просто счастливым человеком? Может, пора признать, что он не создан для этой службы?
Он достал из кармана потрепанный жетон рейнджера — тот самый, что получил на выпуске. Металл тускло блеснул в полумраке. Сколько раз он с гордостью сжимал его в ладони? А сейчас…
— Лейтенант.
Он вздрогнул от неожиданности. В дверях стоял Терри.
— Капитан очнулся. Спрашивает о результатах операции.
Август сжал жетон в кулаке. Что ж, время сомнений прошло. Пора отвечать за свои решения.
— Сейчас буду.
Уже у самой двери он остановился, в последний раз взглянул на голографическую карту. Она все так же медленно вращалась, равнодушная к его терзаниям. Где-то там, среди этих мерцающих точек, пряталось его будущее. Но какое?
Он расправил плечи и вышел в коридор. Что бы ни случилось дальше, сейчас его место здесь. Рядом с теми, кого он подвел. Рядом с той, ради которой рискнул всем.
А правильным ли было это решение… время покажет.
Глава 33
Я стояла на палубе «Сириуса», окруженная рейнджерами в парадной форме. Я в своём Университетском кителе была буквально белой вороной среди тёмно-синих курток. Перед нами выстроились ряды гробов, укрытых флагами космического флота. В каждом из них покоился павший герой, отдавший жизнь в битве с пиратами.