Чары любви
Шрифт:
– Ну что вы, – мягко возразила леди Остлин. – Просто это общеизвестно.
– Общеизвестно, – подтвердила леди Типлер и качнула головой на цыплячьей шее.
– Вот оно что. – Фиби не желала больше слушать грязные сплетни. – Общество, как и вы, непогрешимо. Но как можно принимать на веру, а тем более говорить подобное? Неужели вы, старые любительницы совать нос в чужие дела, не понимаете, что это намеренно злобные слухи, призванные больнее ранить, а распространяются они завистниками, которые не могут найти себе лучшего занятия?
– Вы неблагодарное
Боже, что она наделала? Фиби, нервно оглянувшись по сторонам, чтобы проверить, не было ли свидетелей ее выходки, быстро выбежала через ближайшую дверь в темноту.
Ночь накрыла ее, как щитом, и Фиби, увидев свет в конюшне, направилась туда, словно на огонь маяка, чтобы найти успокоение среди животных. Проскользнув в открытую дверь, она вдохнула знакомый запах лошадей и сена, приятно отличавшийся от запаха духов, и, закрыв глаза, представила, будто стоит в своей конюшне в Джорджии, где когда-то видела, как родилась ее собственная лошадь, и где Тобиас научил ее щелкать кнутом и заряжать ружье – этим двум вещам, необходимым для защиты женщине, управляющей плантацией.
Видение исчезло и сменилось другим, относящимся к более позднему времени, когда солидный дом на плантации Риверз-Бенд наконец прославился отменным хлопком и усилия Фиби были вознаграждены. Потом увидела свое залитое слезами лицо, когда она прощалась с Геркулесом перед тем, как его увел новый хозяин, и ощутила удушающую летнюю жару, когда, лежа на сеновале, она оплакивала смерть отца и его последнее предательство. Она вспомнила тот день, когда пришла в полупустую конюшню, чтобы сказать последнее прощай людям, с которыми работала бок о бок, с которыми веселилась и которых любила.
Воспоминания, то приятные, то грустные, смешивались между собой, пока Фиби старалась осмыслить свое нынешнее положение. Одно было для нее совершенно очевидно – она никогда не хотела быть зависимой от прихоти мужчины и не хотела снова испытать чувство безнадежности. Тихое конское ржание и тоненький голосок нарушили размышления Фиби и вернули ее к настоящему. Вот это да, оказывается, она здесь не одна. Пока она прикидывала, стоит ли оставаться или лучше уйти, снова раздался нежный детский голосок. Крадучись добравшись до последнего стойла, Фиби обнаружила в нем маленькую девочку со светлыми локонами, одетую в нарядную красную бархатную накидку, к которой сейчас прилипла солома. Девочка возилась с небольшой вороной лошадкой.
– Она просто очаровательна, – мягко заговорила Фиби, и взгляд девочки испуганно метнулся за спину Фиби.
Девочке – несомненно, дочери лорда Тьюксбери – было лет шесть-семь, и, по всей вероятности, в это время она должна была спать у себя в комнате. Помня, как в детстве не раз испытывала
– Пожалуйста, не говори никому, что видела меня. Я только вышла подышать свежим воздухом.
– Вам не нравятся праздники? – Девочка большими голубыми глазами вопросительно взглянула на Фиби.
– Как правило, нравятся, но иногда у меня от них начинает болеть голова. – Фиби вспомнила свой пренеприятнейший разговор с леди Остлин и леди Типлер. – Можно мне побыть с тобой?
– Вы так смешно говорите, – кивнув, заметила девочка. – Как вас зовут?
– Фиби Рафферти. А говорю я не так, как все, потому что я из Америки.
– А мое имя Мередит, но можете называть меня Блисс. Я живу здесь. Вам нравятся лошади?
– Я люблю лошадей, – объяснила Фиби и, не заботясь о своем платье, села рядом с Блисс. – Отец подарил мне моего первого пони, когда мне была шесть лет.
– Мне уже семь, – с гордостью объявила Блисс, живая копия своего отца. – Это моя лошадь, ее мать умерла, и я помогаю ухаживать за ней.
– Твой папа должен гордиться тобой, не все дети столь сознательны.
– Вот и я говорю папе то же самое. Но он считает, раз моя мама умерла, мне нужна новая мама. Он поэтому и устроил праздник, я слышала, как он говорил об этом бабушке. Но если он ищет новую маму для меня, то я должна сама ее выбирать.
– А он, между прочим, не сказал тебе, что подслушивать нехорошо? – Фиби рассмешила дерзость Блисс.
– Нет, но это сказала моя няня. Она недовольна всем, что я делаю.
На этот раз Фиби не смогла сдержать смех. Очаровательный ребенок! На мгновение Фиби представила себе, что сидит вот так же и делится секретами с темноволосым, темноглазым малышом, похожим на Стивена, но, выпрямившись, она быстро прогнала от себя эту картину.
Господи! Фиби вдруг подумала о детях, но не вообще о детях, а о детях ее и Стивена, однако, помня его отказ жениться на ней, сочла свои мечты пустыми. По-видимому, поперек ее хорошо продуманной дорога в будущее пролегла новая канава. Фиби не сомневалась, что на все просьбы о том, чтобы после свадьбы ее оставили в покое и отпустили в поместье Марсден, ей будут даны лживые обещания. Гром и молния! Она ведь хотела всего: собственных детей, свою семью и поместье Марсден, а заодно и Стивена.
– Добрый вечер, леди, Я что-то не заметил, чтобы праздник перенесли куда-то из дома.
– Лорд Бэдрик. – Витавшая в облаках Фиби второй раз за сегодняшний день была напугана неожиданным вторжением. – Разрешите представить вам леди Тьюксбери. – Она встала, а Блисс спряталась за ней.
– Весьма польщен, миледи. – Стивен поклонился и поцеловал руку вышедшей из укрытия Блисс, а девочка в ответ рассмеялась, но не искусственным, заученным смехом, а естественно и непосредственно.
– Фиби сказала, – продолжая смеяться, пояснила она, – что в помещении у нее иногда начинает болеть голова, поэтому ей нужен свежий воздух. А у вас тоже болит голова?