Частная Академия. Осколки
Шрифт:
— Почему? — Он проходит в комнату, не раздеваясь, и усаживается на стул. — Ты сама меня отправила к «семье». Тебе разве неинтересно?
— Она сказала, ты разрешил делать со мной все что угодно. — Голос срывается. — Что… что ты меня поюзал и выбросил! Ты хоть представляешь, что значит учиться в таком дерьме?! Я слышу эти шепотки постоянно! Никому даже в голову не придет, что я сама ушла! Ты доволен?!
— Перестань, — цедит он сквозь зубы. — Пожалуйста! Лариса не сама это придумала. Я не ожидал. Только сегодня вернулся, как чувствовал, что надо раньше.
—
— Только это?
— Да! — отвечаю я, глядя в окно. — Только учеба. И два миллиона, которые я взяла у академии. Больше меня здесь ничего не держит и не интересует.
Я вру. И ему, и себе. Но отступать не собираюсь. Иногда ложь — это единственное верное решение.
Слышу, как он встает со стула и молча идет к двери. Заставляю себя не двигаться, хотя сильно хочется посмотреть на него.
Но лишь когда щелкает замок, я разрешаю себе вернуться к столу. Не сразу замечаю, скорее, чувствую — изменилось что. Еще раз осматриваю комнату, взгляд падает на стул.
Пиджак Цырулева пропал. Вместе с Баевым!
Глава 8
Юлька возвращается с занятий, когда я уже доделала английский, подготовила на понедельник информатику и собралась, наконец, спуститься в нашу столовку-кафешку.
— Как ты? — Шелест поспешно стягивает с себя пуховик и кричит уже из ванной: — Точно все хорошо? Пропала сегодня на большой перемене. Перепугала…
— Я же написала тебе, все ок. — Убираю со стола учебники. — Но спасибо тебе, что сказала Аркадию… Николаевичу, что я иногда на третьем этаже зависаю.
Так. На сегодня все, вечером посижу в чатах факультативов, на которые записалась.
— Вся академия на ушах, между прочим. — Юлька заглядывает в комнату и усаживается на своей кровати, скрестив ноги по-турецки. Маленькая, раскрасневшаяся от холода, с короткой стрижкой, она похожа сейчас на воробья. Но я знаю: за внешней хрупкостью и слабостью скрывается очень острый ум. В своей компании задротов-айтишников Юля-тян пользуется огромным уважением.
— На ушах? — Надо спросить, иначе будет выглядеть слишком подозрительным. Не может же меня не волновать очередной всеобщий кипеж. — Из-за чего?
— Из-за кого! Темный вернулся. И… говорят, он не в духе. Согнал свою свиту, в смысле «семью» в конференц-зал в главном корпусе. Типа мутят чего-то. Я не в курсе, меня, сама понимаешь, туда не позвали.
Зато меня позвали.
— Нас с тобой это не касается, — преувеличенно бодрым тоном втолковываю я. — Слушай, пойду поем. А то без обеда сегодня осталась.
Внезапно смекаю, что облажалась. Юлька аж заискрилась от любопытства:
— А что случилось-то? Тебя и на парах потом не было.
— Ничего, Юль… то есть я не готова пока говорить.
— Аха. — Шелест не верит моим словам. — Тогда, может, сейчас расскажешь, что под нашей дверью делает долговязый пацан с филфака? Четвертый курс, кстати! И он точно не в нашей общаге живет!
— Тощий? Да он же кабан здоровый! — возмущаюсь я и тут же стихаю под внимательным взглядом Шелест. — Не знаю, может… может, ждет кого-то?
— Он тебя охраняет! Чтобы не пришел никто лишний! — безапелляционно заявляет моя соседка. — Ты знаешь, что мне пришлось показать студенческий, пропуск в общагу и при нем открыть дверь своим ключом? Может, объяснишь? Хотя чего объяснять, и так понятно. Это Баев, да? Сегодня что-то произошло серьезное?
— Юль, я есть хочу! — стону я. — Очень хочу. И да, это Баев! Все, что здесь происходит, это Баев! Не хочу о нем говорить! Ясно тебе?!
— Да я чего? — тут же пугается Шелест и мигом превращается в ту, кого я уже неплохо знаю, — кроткую зашуганную дотационщицу, которая больше всего хочет быть незаметной перед нашими зажравшимися мажорами. — Мир, я с тобой, ладно? Тоже есть хочу.
Не могу же я ей сказать «нет»!
В коридоре сидит на полу темноволосый парень и чатится с кем-то в телефоне. Нас провожает хмурым взглядом и поднимается — идет вслед за нами.
— Интересно, а ночевать тоже у нашей двери будет? — хихикает Юлька. — Ладно, я молчу.
В столовке привычный гул затихает, едва мы появляемся с Шелест. Кто-то усиленно начинает есть, кто-то отворачивается, почесывая нос, кто-то с любопытством таращится на нас как на витрину магазина.
Замечаю Катьку Ларченко. На ней лица нет, сидит с подружками, а у самой нетронутая тарелка еды. И это при том, что Катя — типичный книжный червь, который любит поесть и не любит спорт. Увидев меня, неожиданно машет рукой:
— Мира, привет!
— Привет, — сдержанно киваю и удивленно переглядываюсь с Шелест. С Ларченко мы не поладили с первой недели нашего пребывания в академии. А уж после вписки у Стэна Шумского мы по сути стали с ней врагами. Катька еще и сплетни обо мне грязные распускала. Но после того как я переехала в пентхаус к Баеву, виделись мы с ней, к счастью, очень редко. А теперь снова живем в одном корпусе.
— Иди к нам, — громко, на всю столовую, зовет она нас с Шелест.
— Пошли, — кивает Юлька. — Она же не отвяжется.
Ларченко и правда очень настырная девица. Разговор не клеится, но хоть аппетит не пропал. Катька рассказывает о том, как ездила к родителям в Казань и что летом собирается подрабатывать у матери в компании статистом. Светка, ее подружка, прикидывается, что ей интересно, но сама нервно елозит задом по стулу. Еще две девочки, они вроде со второго курса, лениво помешивают остывший чай.
— Юль, а ты случайно не знаешь, чего завтра днем всех дотационщиков-перваков собирают? — напряженно спрашивает Светка, перебивая Катьку. А Ларченко выжидающе смотрит почему-то на меня, не на Шелест.