Чай с пряностями, или Призраки прошлого
Шрифт:
Хлоп! Ференц! Явление Ференца, другого Ференца, нового Ференца было самым ощутимым хлопком воображаемой пылевыбивалки! Что она думала про унылую осень и присыпанные пылью чувства? Раздался хлопок, пыль взвилась вверх мутным облаком, обнажая сложный узор, в который сплелись чувства и эмоций. Смущение, жалость, радость, неловкость, нежность и сожаление... О! Сожаление, пожалуй, не участвовало в создании этого узора. Оно служило фоном. Сайрена сожалела о многом. Но более всего она сожалела о том, что спустя несколько минут, часов, дней или недель... она не знала когда конкретно, но точно знала, что рано или поздно пыль, которая поднялась, вновь осядет, и все вокруг опять станет тусклым и унылым.
Сайрена вздохнула и подтянула к себе поближе тощую стопку измятых бумаг.
Что это? Неужели те самые бумаги, которые Ференц забрал из лавки нисса Лагберта? Пара толстых, ученических тетрадей.
Хозяйка гостиницы печально вздохнула и перевернула пару страниц. Все развороты в первой тетради
Хлоп! Тетради звучно опустились на столешницу, а в воздух взвилось чахлое облачко пыли и небольшой потрепанный жизнью листок - вырезка из газеты, пожелтевшая от времени, изрядно измятая и истрепавшаяся по краям. Сайрена усмехнулась и, ухватив листок, подумала, что читать газеты не возбраняется даже феям, какими бы старыми и одинокими они ни были. Взгляд равнодушно скользнул по первым строкам и тотчас же стал внимательным и цепким. На дне его медленно разгорались любопытство и азарт.
Статья была на алтайском. Когда-то давно, двадцать лет назад, а может быть, и все двести, ей потребовалось докопаться до истоков одной легенды. Исследования привели ее к сборнику алтайского эпоса. Сборник был прекрасно иллюстрированный, крайне редкий, Сайрена подозревала, что в руки ей попался единственный экземпляр в Соларии, отпечатанный на языке оригинала. На соларский была переведена только вступительная статья. Но Сайрене нужны были легенды! Переводчиков с алтайского на соларский не водилось ни в Груембьерре, ни в ближайших к нему поселениях. Скорее всего, они изредка попадались в Вайтбурге и других крупных городах родного отечества, но ни тогда, ни сейчас оплата этих высококвалифицированных специалистов не вписывалась в бюджет хозяйки маленькой провинциальной гостиницы. Она несколько лет сражалась с алтайским в гордом одиночестве и в итоге вряд ли бы поняла хоть что-то, если бы кто-нибудь заговорил с ней на этом языке, и едва ли рискнула бы сама произнести даже самое короткое предложение, но написанное переводила неплохо. И вот теперь она читала статью, проглядывала карандашные пометки между строками и понимала, что незадачливый переводчик - а скорее всего, эту роль примерил на себя нисс Лагберт - наделал кучу ошибок, попытавшись перевести текст при помощи одного лишь краткого алтайского словаря. Он совершенно не учел порядок слов в предложении и пропустил введение, сконцентрировавшись лишь на основной части.
Ниссиме Сайрене, напротив, введение показалось самой интересной, захватывающей и информационно насыщенной частью статьи. Ведь речь там шла об одной древней и не слишком распространенной легенде. Искренняя любительница старины и увлеченная исследовательница истории пришла в такой восторг от этой находки, что собственные переживания отступили для нее на второй план, выдвигая вперед перипетии в судьбах героев легенды.
Давным-давно, когда Земля была юной, а горы высокими, жили в дальнем селении на берегу небольшого горного озера храбрый охотник Юлук и его красавица жена Айла. Жили они счастливо. Любили и уважали друг друга. Но на чужое счастье всегда завистник найдется. Позавидовала Айле ее старшая сестра Тойла. Захотела она себе такого сильного, любящего и заботливого мужа. Да где ж найти второго Юлука? Вот и решила Тойла отбить мужа у сестры. Надевала лучшие наряды, чернила брови, но Юлук даже не смотрел в ее сторону. Тойла пошла к старому шаману и попросила средство, чтобы разлучить сестру и Юлука. Прогнал ее шаман. Пошла тогда Тойла к злой ведьме, что жила высоко на горе. Дала ей ведьма цветок под названием Уй Санаа, велела ухаживать за ним, пока не зацветет. Затем подарить цветок Айле, но быть осторожной, самой распустившегося цветка не нюхать. Будет Айла любоваться цветком и вдыхать аромат коварного Уй Санаа, и видения прошлого начнут приходить к ней наяву, станут мучать ее. Сойдет Айла с ума, и бросит ее Юлук. Тойла так и сделала. Стала Айла видеть то родителей давно умерших, то куклу свою, в детстве потерянную, разговаривать с ними. Горевал Юлук, что любимая его не в себе, но бросать ее даже не думал. Снова пошла Тойла к ведьме. Велела та собрать лепестки Уй Санаа и добавить их сок уже Юлуку в араку. Выпьет Юлук араки и забудет все, даже жену свою Айлу. Тойла так и сделала. Зазвала Юлука к себе в аил, подала ему араку с соком Уй Санаа, да перепутала чаши. Сама выпила из той, что Юлуку была предназначена. Выпила и забыла все. И планы свои, и ведьму, и даже имя свое. Испугался Юлук, пошел к шаману. Тот
Сайрена читала легенду, пару раз ныряла в свои записи, словари, качала головой и грустно улыбалась. Затем стала читать основную часть статьи, научную. В которой описывалось, какой формы и сколько именно лепестков у Уй Санаа, в научных кругах известного больше как Ludens cum memoria. Где он растет и при каких условиях. Когда же дошла до раздела «Использование» и сравнила напечатанное с карандашным переводом меж строк, только головой покачала да языком от досады цокнула. Уй Санаа помимо высоких декоративных свойств и приятного аромата обладал стимулирующим память действием. Сухие листья и цветки добавляли в масляную основу, мед, заваривали как чай, но вдыхать аромат свежераспустившегося цветка, а уж тем более применять его сок со спиртосодержащими продуктами крайне не рекомендовалось, поскольку это могло вызвать бред, видения и миражи. А уж при применении внутрь такого продукта и вовсе потеря памяти возможна, как у Тойлы из легенды. Пометки же между строк гласили, что спирт усиливает стимулирующее воздействие цветка на память, о негативных последствиях в них умалчивалось. Может, и по злому умыслу, но Сайрене больше верилось в невежество. Она неодобрительно поджала губы: нисс Лагберт до сей поры казался ей достаточно дотошным в получении знаний человеком. Если бы он чуть больше узнал об алтайском языке, то понял бы, что словаря для перевода мало. Если бы он потратил немного времени на легенду, то осознал бы на примере Тойлы, выпившей араку с соком Уй Санаа, что смешивать Ludens cum memoria со спиртосодержащими продуктами опасно! Затем ей вспомнились все странности, что в последние дни случались с жителями Груембьерра, поведение Ференца в кондитерской. Сайрена охнула и прижала узкие ладони к щекам. Кажется, она разгадала причину эпидемии сумасшествия в родном городе! Об этом необходимо срочно сообщить Ференцу!
ГЛАВА 45, в которой молодые люди по-разному проявляют чудеса резвости
– Это просто поразительно!
– сказал Шак, глядя из экипажа на проплывающие мимо голые ветви деревьев, сиротливо дрожащие на пронизывающем ветру, и душераздирающе зевнул.
Ливень, топивший город несколько дней, наконец прекратился. По стылой сини еще носились обрывки серого дождевого тряпья, из которых небо выжало все капли влаги, но в воздухе уже витало предчувствие грядущих холодов и первого ноябрьского снега.
– Что тебя так поразило?
– флегматично осведомился Сай. Он осоловело и равнодушно глядел на чернеющий в отдалении лес и побуревшие поля.
Экипаж ехал по ухабистой дороге. Каждый раз, когда колесо проваливалось в очередную лужу и над ней фонтанчиком взмывала коричневая грязь, Шак, озабоченный чистотой своих брюк, нервно подпрыгивал и шарахался то влево, то вправо: в сторону, противоположную источнику плюха. Сай, который в другое время получил бы удовольствие от отчаянных метаний друга, взирал на это совершенно равнодушно.
– Просто поразительно! Твой дядя собрал прекрасную библиотеку соларской классики и современной литературы, но именно Уилдера Голдскрима в ней оказалось с гулькин нос, если не меньше!
– продолжил жаловаться Шак и снова зевнул.
– А вдобавок единственную книгу, где была драма «Принц Лонгус», изгрызли мыши.
– А что это доказывает?
– Что?
– Что даже у мышей в поместье хороший вкус. Вкус к классической литературе.
– Допустим. Но все же! Как мог нисс Оулдер не уследить за этим?
– За чем конкретно он должен был следить? За мышами или за их вкусом?
– И за тем, и за другим!
– парировал Шак.
– Извини, но нисс Оулдер не в том возрасте, чтобы лазить по мышиным норам.
Гибкости ему, знаешь ли, уже не хватает.
– Надо было завести кошку! Или поставить мышеловку! Ну я не знаю!
Шак зевнул, едва не вывихнув челюсть, и откинулся на спинку, но раздался очередной плюх, и молодому человеку снова пришлось предпринять резкую передислокацию.
– А-а, - апатично произнес Сай.
Шак покосился на друга.
– Удивляюсь твоему равнодушию, - заметил он.
– Разве тебя не раздирает любопытство?
– Раздирает, - без всякого выражения сказал Сай.
– Да я просто умираю от желания узнать про пророчество.
– И я умираю, - так же безразлично сказал Сай.
– А по тебе не заметно, - Сай поднял на друга страдающие глаза.
– Что с тобой, Сай? И не связано ли твое настроение со вчерашней отлучкой в Груембьерр? Ты обещал привезти из библиотеки книгу с драмой, а вернулся без книги и без обычной веселости. Где ты их потерял? И в какой момент? Что случилось?