Человек и ситуация. Уроки социальной психологии

Росс Ли

Компетентные методологи, ищущие теоретически приемлемые, «чистые» методы характеристики личности, считают необходимым создание такой экспериментальной парадигмы, с помощью которой можно будет наблюдать за реакциями испытуемых на идентичные или по крайней мере сходные спектры ситуаций. В одних случаях этого можно добиться, используя группу индивидов, которые находятся, по сути, в одной и той же глобальной ситуации [например, призывников, проходящих «курс молодого бойца», или детей из летнего лагеря, о которых шла речь в исследовании Ньюкомба (Newcomb, 1929)] и впоследствии наблюдая их поведение в разнообразных, четко определенных жизненных обстоятельствах, естественным образом возникающих на протяжении дня (например, во время приема пищи, длительного похода или тихого часа). В других случаях эта цель достигается посредством преднамеренного вовлечения испытуемых в серию заранее спланированных ситуаций, при этом условия остаются неизменными и четко заданными (примером

могут служить приемы Хартшорна и Мэя, искушавших своих испытуемых возможностью солгать или сжульничать, или методы Мишела, вынуждавшего детей выбирать между вознаграждением незначительным, но получаемым немедленно, и вознаграждением более существенным, но получаемым в будущем). Преимущество обеих методологий состоит в том, что они позволяют определить, насколько люди различаются в своей общей предрасположенности вести себя тем или иным образом, и выявить согласованность, с которой они проявляют эту предрасположенность в различных контекстах, где ролевые требования и другие внешние влияния полностью устранены либо поддерживаются неизменными.

Смешение «личностного» и «ситуативного» в реальном мире

В своем повседневном социальном опыте мы редко можем (если вообще можем) быть снабжены столь чистыми и однозначными тестами на индивидуальные различия. Нам редко предоставляется возможность увидеть водителя такси, составляющего композиции из цветов в церкви, или аранжировщика цветов, пытающегося поладить с суровым и угрюмым диспетчером или с водителем другого автомобиля, занявшим сразу два места для парковки, или с пьяным пассажиром. У нас меньше шансов наблюдать тех редких людей, которые постоянно оказываются в обеих вышеописанных или же во многих других ситуациях. (Вместе с тем интересно отметить, что некоторые художественные произведения, начиная с книги «Принц и нищий» Марка Твена и заканчивая фильмом Эдди Мерфи «Поездка в Америку»^{18}, вовлекают нас в разного рода «мысленные эксперименты», в результате чего мы начинаем отстаивать тезис, выдвигаемый социально-психологической теорией: одежда и ситуация «определяют человека».)

Конечно же, нам иногда удается наблюдать знакомых людей в нестандартных ситуациях, и нередко, особенно в тех случаях, когда ситуация радикально отличается по предоставляемым ею возможностям от тех, в которых мы могли наблюдать данного человека ранее, это бывает сопряжено с нашим неожиданным прозрением. Спросите об этом у семиклассницы, увидевшей, как ее учительница английского языка резвится со своими университетскими друзьями на пляже, или у горожанина, наблюдающего, как здоровенный инспектор дорожной полиции (никогда не упускающий случая «штрафануть» лихача и прочесть ему наставление) утешает потерявшуюся двухгодовалую девочку. Или вспомните, что происходило, когда вы в прошлый раз увидели, как одна из ваших взрослых утонченных и светских подруг общается со своими родителями, возвращаясь откуда-то домой.

Этот ситуационистский урок мы усваиваем и тогда, когда сами становимся объектом чьего-либо наблюдения, оказываясь в незнакомом, по крайней мере данному конкретному наблюдателю, контексте. Авторам очень хорошо знакомо удивленное, иногда даже шокированное выражение лиц студентов, «поймавших» своих преподавателей вне работы: бросающими в сердцах ракетку после пропущенного удара с лета, стоящими в очереди за билетами на концерт группы «Благодарные мертвецы», играющими в пинбол^{19} в закусочной или орущими на своих детей в местном супермаркете «Уол-Март».

Именно смешение личностного и ситуативного позволяет людям успешно обходиться своим наивным диспозиционизмом. Когда мы предсказываем, что поведение профессоров должно быть профессорским, поведение диктаторов — диктаторским, а поведение слуг — услужливым, то не имеет никакого значения, делаем ли мы это потому, что отдаем себе отчет о влиянии соответствующих социальных ролей, или потому, что мы сформировали стереотипные суждения о типах людей, занимающих эти ролевые позиции, или же потому, что принимаем предписываемое ролью поведение за внутренне детерминированное и приписываем выполняющему роль человеку соответствующие личностные черты. В каждом случае поведение, которое мы наблюдаем, будет чаще всего подтверждать наши предсказания и оправдывать его отнесение на счет соответствующих личностных черт — профессорских, диктаторских или услужливых (при условии, конечно, что мы будем продолжать наблюдать тех же самых людей при обстоятельствах, когда привилегии и ограничения, свойственные их ролям, остаются в силе и никакие другие мощные ситуационные факторы в ход событий внезапно не вмешиваются).

Ошибочные атрибуции могут иметь столь же благотворные последствия и в ситуациях, в которых непосредственные детерминанты поведения человека выявить труднее. Например, то, что мы не способны истолковать замкнутость миссис Джонс как отражение влияния ее пьяницы-мужа (которого мы могли до этого никогда и не видеть), никоим образом не повлияет на точность нашего предсказания ее

дальнейшего поведения до тех пор, пока она не выйдет из ситуации, налагающей на нее определенные ограничения. По той же самой причине мы не пострадаем от нашей неспособности понять, в какой степени постоянная щедрость некоего благодетеля обязана своим проявлением налоговому кодексу или в какой степени последовательная либеральная риторика некоей женщины-конгрессмена подстраивается под убеждения, свойственные населению округа, от которого она избрана. Но все это хорошо лишь до тех пор, пока мы не возлагаем свои надежды на то, что благодетель останется таким же щедрым и при отсутствии налоговых льгот, а риторика женщины-политика претворится в конкретные политические действия, после того как она перестанет зависеть от избирателей и станет членом кабинета министров.

Согласованность и предсказуемость, стимулируемые аудиторией

Если бы нам пришлось в течение дня следовать повсюду за рок-звездой, крупным промышленником или знаменитым игроком футбольной команды, то вскоре нам открылись бы некоторые косвенные и более тонкие детерминанты отличительности и согласованности их поведения. В частности, мы обнаружили бы непреодолимое влияние, оказываемое на этих знаменитых людей их аудиторией. Непрерывный подхалимаж, сдобренный постоянными попытками обратить на себя внимание известного человека и подольститься к нему, могли бы оказать мощное и устойчивое влияние на чье угодно поведение. Нет ничего удивительного в том, что мы можем предположить, что у рассматриваемого нами круга людей будут проявляться паттерны реакций, характеризующие эгоцентризм, бесчувственность либо снисходительность, а также им будет свойственно и поведение в духе «положение обязывает» (noblesse oblige). И подобные паттерны не будут просто отражением диспозиций, присущих этим людям от природы. Подобного поведения мы можем ожидать от многих в прошлом скромных и трезво мыслящих людей. (Ожидание, смысл которого хорошо передает политическая поговорка: попавший в Вашингтон политик «либо растет, либо раздувается».) Мы можем ожидать даже, что привычка знаменитых людей вести себя так, как подобает знаменитостям, достигнет таких масштабов, что они будут придерживаться ее даже в отсутствие своей обычной аудитории, когда со стороны их нового окружения не будет оказываться привычных давлений и предъявляться привычных требований.

Непрерывное наблюдение за каким-либо священнослужителем или за всеми уважаемым ученым привело бы нас к аналогичным выводам. Окружение этих людей не только ждет проявлений смирения и заботы со стороны священнослужителя и интеллектуальности, рассеянности или даже легкой эксцентричности со стороны профессора, но и всячески подкрепляет подобное поведение. Социальная роль и социальный статус, несомненно, не единственные условия подобного влияния аудитории на характерную особенность и согласованность поведения человека. Явно выраженные расовая или этническая принадлежность, какой-либо физический недостаток или даже необычная внешность или фигура могут аналогичным образом модифицировать, а в определенном смысле и гомогенизировать природу социальных ситуаций, в которые попадает человек. В самом деле, большинство из нас сталкиваются с подобными людьми, главным образом в ситуациях, когда их поведение находится в рамках, задаваемых их аудиторией, и лишь после того как неоднократный опыт общения с ней выработал у них сравнительно устойчивые и предсказуемые способы реагирования.

Факты о роли внешней привлекательности человека дают особенно интересный пример взаимодействия между аудиторией и действующим лицом. Неудивительно, что красивая женщина имеет больше шансов выйти замуж за преуспевающего и состоявшегося человека (Elder, 1969), изменив тем самым свой социальный статус и среду, в которой она вращается. Однако преимущества внешней привлекательности никоим образом не ограничиваются сферой ухаживания и замужества. Целый ряд исследований показывает, что привлекательные молодые люди начиная с первых школьных лет считаются более преуспевшими личностно и социально, чем их непривлекательные сверстники. Их считают также и более развитыми интеллектуально и имеющими больше шансов добиться успехов в учебе (Clifford & Walster, 1973; Dion, Berscheid & Walster, 1972). Привлекательных людей считают более счастливыми, общительными и экстравертированными, менее склонными к социальным отклонениям и имеющими больше шансов с успехом добиваться своих личных и профессиональных целей (Hatfield & Sprecher, 1986; а также Albright, Kenny & Malloy, 1988; Chaiken, 1979).

Если учитывать подобные различия в ожиданиях и убеждениях людей, то вряд ли у кого вызовет удивление тот факт, что привлекательные люди имеют больше шансов, чем непривлекательные, склонить чашу весов в свою сторону, когда возникает сомнение в правильности их поступков. Существуют, например, данные, согласно которым нарушение детьми правил поведения на детской площадке видится людьми в более благоприятном свете и влечет за собой более мягкое наказание, если нарушителем является красивый, а не гадкий ребенок (Dion, 1972; Berkowitz & Frodi, 1979). Даже произведения людей испытывают на себе влияние внешности их авторов. Оценивая эссе на тему «социальных последствий феномена телевидения», группа испытуемых-мужчин придала явной привлекательности женщины-автора (фотография которой прилагалась к тексту) ровно столько же значения, сколько и объективным достоинствам самого эссе (Landy & Sigall, 1974).