Человек, которого нет
Шрифт:
Оставалось только замереть в неудобной позе: я вроде бы есть, и вроде бы меня же и нет. Потому что если я есть - то я какой-то гарепотер, извините, а я же не гарепотер, я же просто человек. Не д'Артаньян, не Люк Скайуокер, не Джек Воробей... Я - просто я, человек обыкновенный, не пират, не мушкетер, не герой. Не нуждаюсь в поклонниках и обожателях, так что и загадочность мне ни к чему. Никого не хочу очаровать - кроме как своими текстами, а текстам не нужно притворяться кем-то другим, тексты вот они, есть как есть или нет как нет. Я про себя не сочинял, никакого сходства себе с кем-то замечательным не приписывал, я пытался понять только одно: я есть?
– и второе, если можно, хотел бы знать: кто
А что повесть написали... Кто ж мог знать, что Катерина меня не забудет? Я на это не рассчитывал, да и не мечтал об этом. И незабудки мои не про нее.
Записки сумасшедшего: Анекдот про Луну
Есть еще анекдот такой. Там так: в дверь звонят, хозяин открывает, а там стоит такой - в сером плаще, в шляпе и в темных очках, я, говорит, вас видел на Луне. А хозяин ему в ответ: а я вас видел на... В общем, там, куда обычно с таким предлогом посылают. И когда мне говорили, что меня видели в прошлой жизни, и я там был кем-то таким и эдаким, мне всегда этот анекдот вспоминался: а я вас видел на Луне. Ну-ну.
Но в том и беда. Или я есть - и тогда как я могу отрицать возможность встречи с Гарри Поттером? Или Гарри - литературный герой, его не существует, и тогда я должен признать, что меня тоже нет.
Так я себя и отрицал, для собственного спокойствия.
Харонавтика: "Прокатиться на карусели"
С ессия N4, 30 ноября 2012
После предыдущей сессии, когда он то и дело пытался упасть со стула, М. предложила ему сидеть на диване. "Если что, я тебя удержу, но лучше не отвлекаться на это". Он сказал, что вряд ли упадет на самом деле: он в сознании и контролирует себя, но...
И согласился пересесть на диван.
Едва он сел, накатил ужас.
Он сказал об этом, и М. предложила оставаться с ужасом.
У него почти сразу начала кружиться голова, повело вправо - быстро и неодолимо, как в обморок.
И ощущение близкой "отключки", знакомое ему по предыдущим сессиям, тоже навалилось - пустотой, ватой в колодце.
Они снова и снова возвращались в эту пустоту, и когда М. спрашивала, как ему, он отвечал: хорошо. Это действительно было облегчением по сравнению с ужасом, который охватил его в начале. Он собирался и готовился к погружению в кошмар - а тут всего лишь голова тяжелеет, кружится, и падаешь вбок. Куда как хорошо.
Он собирался в этот раз взглянуть попристальнее на то, что называл про себя "креслом стоматолога", убедиться, что это оно и есть. Но было только головокружение, только падение вправо, по спирали. Два, три, четыре...
М. спросила: как на карусели?
Ком в груди, примерно там, где захватывает дух, когда летишь на качелях, и вдруг отчаянная зевота. Мозгу понадобился дополнительный кислород? Он вспомнил старую карусель с длинными цепями в парке возле ее дома, и как ее вдруг стало укачивать на каруселях и пароходах, когда ей было немного больше десяти, а до того такого не было... Он стал думать, чем еще можно объяснить это неуправляемое падание головы, может быть, это память о самых первых месяцах жизни, когда она еще не могла держать голову? Это были очень разумные мысли, и одновременно ему стало грустно. На все что угодно может найтись такая карусель, которая объяснит всё непонятное; младенчество, в котором не было слов и понимания происходящего, и потому та память теперь аукается всякими загадочными выкрутасами, и ты как дурак громоздишь рационализации одну на другую,
И остается только попрощаться со всеми, кто ему дорог, объявить, что он обманывал их, не нарочно, но все же. Заблуждался сам и вводил в заблуждение других. И они с М. скоро размонтируют эту защитную конструкцию, его иллюзорную личность, его самого. И как честный человек он должен согласиться с тем, что его нет, есть только карусель и кресло стоматолога. И надо просто со всеми попрощаться.
Потому что как честный человек и честный исследователь он целиком и полностью поддерживает этот процесс размонтирования. Ему даже вспомнилась умная фраза: "сотрудничает с врачом, а не с болезнью". И скоро его уже не будет.
М. сказала ему потом, гораздо позже, когда они обсуждали результаты их работы, что в тот момент он выглядел лет на семьдесят: состояние кожи, количество и расположение морщин, сероватый цвет лица.
А он думал: зачем ему сокрушаться, как здесь будет, когда не будет его? Как он будет объясняться с друзьями, просить прощения за обман... Это будут не его проблемы, а того, кто тут останется, и друзей. Но больше не его.
И тут он заплакал. И, плача, продолжал думать.
Есть вещи, которые необходимо сделать, если хочешь уважать себя. Они логически вытекают из того, кто ты есть, из того, какой ты. И если он - это он, тот самый Симон из Вальпараисо, он не имеет права оставаться в неправде, оставаться неправдой. Он может быть только настоящим, а ненастоящий, притворный Симон - гнусная фальшивка и Симоном быть не может. "Я просто не могу этим быть". И надо это сделать, размонтировать психологическую защиту, рассеять иллюзию. Необходимо. Только бы поскорее это сделать, выполнить эту работу исчезновения. Не тянуть с этим, потому что это слишком унизительно и мучительно.
Так он плакал какое-то время, думал, молчал, говорил... Он не знает, сколько времени это продолжалось, для него - очень долго.
И вдруг в нем поднялось возмущение: кто это сказал вообще, что он должен? Кто вообще сказал, что он должен это сделать? Он просто так сдаваться не будет. Он сказал: я живой. И улыбнулся так - с клыками. На самом деле он злорадствовал: а не достали.
А вот я. Вот я. Суки.
Я - вот. Живой.
И здесь они остановились в тот день.
Неокончательный диагноз: Если - то
Я - Симон. Я должен исчезнуть.
Как музыкальная тема, эта мысль впервые отчетливо проступила в той сессии, складно и во всю силу. Но была так естественно и надежно вписана в общее течение мыслей, что заметить и выделить ее, еще незнакомую, было совершенно невозможно.
Если я Симон, я не должен быть. Тема замкнута на саму себя.
Я должен исчезнуть, это не обсуждается. Но ведь это справедливо, только если - Симон. Сама настоятельная потребность исчезнуть подтверждает идентичность.
Почему так? Как это устроено?
Они придут к этому - постепенно и еще не скоро. В тот раз они не смогли даже заметить эту мертвую петлю.
Выписки:
"Эльфка вздрогнула, вскинула голову - веки все еще опущены, подчеркнуто четкий, медленный поворот вправо, к Айлэмэ, взмах длиннющих ресниц - и пристальный взгляд огромных темных глаз в упор.