Человек-огонь
Шрифт:
Виктор подошел к старшему и протянул ему руку.
Мальчик, опустив голову, молчал, ему на выручку пришел Диктович, проговорив что-то на ухо.
— Василка! — наконец ответил старший.
Ребятишки поняли, что от них требовали, и не успел Русяев подойти ко второму мальчику, как остальные почти хором проговорили свои имена.
— Погодите, погодите, не понял. Как тебя звать? — Виктор подошел к девочке.
Та, теребя кончик платка, наклонив голову, смущенно проговорила: —
— А тебя? — Виктор обратился к самому маленькому.
— Котя.
Раздался смех, и Василка громко выкрикнул:
— Врет он, дяденька, и вовсе он не Котя, а Костя.
— Так звала меня мама, — обиженно проговорил мальчик.
— Молодец, Котя, — и Русяев высоко поднял малыша.
— Теперь все в сборе, можно и начинать, — объявил Томин.
— По-моему, не все, — возразил Русяев, — я не вижу Николая Алексеевича.
— Власов откомандирован за Дедом Морозом, какой же без него Новый год, — ответил Диктович.
Под газетными салфетками в чашках и тарелках оказались ломтики хлеба, кусочки конины, картошка. У ребятишек разгорелись глаза, с жадностью они смотрели на еду.
Взрослые примостились рядом с детьми, а Николай Дмитриевич посадил Костю к себе на колени. Дашенька оказалась на руках у Соломона Абрамовича.
Дети поглядывали то на военных дядей, то друг на друга, то на вкусную еду, но прикоснуться к ней не решались.
— А ну, ребятишки, давайте есть будем, — проговорил Томин, — это вам новогодний подарок от народоармейцев.
Вася первым взял кусочек хлеба и несмело откусил. Его примеру последовал второй, и словно галчата, дети набросились на еду.
Ординарцы принесли чай.
— Когда у меня была мама, я тоже пил чай, только из самовара, — осмелев, заговорил Вася.
— Чай из самовара вкуснее, чем из чайника, — поддержал серьезно Томин.
Ребятишки быстро освоились, и в комнате воцарились веселье, смех, шутки.
В дверь громко постучали, и вслед за этим в комнату ввалился Дед Мороз. Шуба, вывороченная вверх шерстью, мохнатая шапка, валенки — все в снегу. За плечами большой мешок, в руках толстый посох с множеством сучков.
— Уф, уф! — тяжело дышит Дед Мороз, весело поглядывая из-под мохнатой шапки на ребят. Те в испуге прижались к взрослым. А Дед Мороз, стуча посохом, заговорил:
— Прошел много стран, сильно пристал, помогите снять, а то могу все себе взять.
Аверьян и Антип подбежали к Деду Морозу и помогли ему опустить мешок на пол.
Дед Мороз, не спеша, начал выкладывать на стол яблоки. Всем показалось, что в вагоне стало светлее.
Пирамида из красных яблок росла на столе.
— Откуда такое? — не удержался Диктович.
Николай Дмитриевич пояснил: — Есть в городе
— Истинно так, истинно, хороший человек, — забалагурил Дед Мороз. — Далеко шел, ребятки, вот и припоздал.
Как что-то хрупкое, бережно брали ребята впервые в жизни диковинные яблоки. Они разглядывали их, нюхали, прикладывали к губам, но надкусить не решались.
— Да кусайте вы их, ешьте, — весело проговорил Диктович.
Ребятишки сначала с опаской надкусывали, а потом аппетитно захрустели яблоками.
После ужина все пели веселые и смешные песни.
В вагон вошел работник штаба в сопровождении двух гражданских: женщины и мужчины.
— Ну вот, ребята, вам пора спать. Сейчас вы поедете в детский дом. Вы знаете, что такое детский дом? — спросил Томин.
— Знаем! Нет! — разноголосо ответили дети.
— В детском доме вас оденут, будут кормить, у вас будут игрушки, а когда чуточку подрастете — в школу пойдете. А вот Вася завтра же начнет учиться, — объяснил Николай Дмитриевич.
— На командира? — хором протянули ребята.
— Ну, если желаете, то и на командира можно, — с улыбкой ответил Томин, погладив головенку самого маленького.
Ребят увезли. В комнате наступила тишина. Каждый был погружен в свои думы.
…Тяжело пыхтя и буксуя на рельсах, старый паровозишко наконец-то тронул с места, полк отправился в дальний путь.
Купе Томина увешано топографическими картами. Николай Дмитриевич, нахмурив лоб, внимательно изучает местность будущего театра военных действий.
В соседнем купе находятся ординарцы.
…Аверьян Гибин чистит пистолет. Смоляной чуб его развалился, прикрыл глаза. Прикусив нижнюю губу, Аверьян усердно протирает мягкой тряпочкой каждую часть. Рядом с ним сидит Антип Баранов. Он еще не успел отрастить «ординарского чуба», подстрижен под машинку. Погладив никелированный ствол, Антип жадными глазами осматривает пистолет со всех сторон.
— Аверя, где ты такое чудо добыл? — наконец, не выдержав, спросил он.
— Николай Дмитриевич наградил, — ответил Аверьян.
— За что?
— А тебя часами за что?
— Меня-то? За танк.
— А меня-то за знамя.
Аверьян собрал пистолет. Антип повертел его в руке и так и этак, прицелился.
— Жалко, небось, ему было расставаться с этаким чудом?
— Николай Дмитричу? Жалко? — вспылил Аверьян, и одним взмахом руки закинул чуб назад. — Ты еще не знаешь своего командира, да он не то что пистолет, жизни не пожалеет за подчиненного.