Человек-огонь
Шрифт:
— Александр Николаевич! Так это ты есть Захаров — начальник штаба?! Что, думаю, за Захаров, а на тебя и не подумал, — проговорил Томин.
— Виктор Сергеевич! Вот здорово! И тебя занесло в наши края!
Весело разговаривая, они вошли в штаб.
Томин представился командующему Инской группы Попову, проговорил:
— Главком Блюхер приказал мне принять командование и возложил задачу по подготовке войск фронта к наступлению. Начальником штаба назначаю Русяева. А это, — указал он на Власова, — старший помощник
Захаров обрадованно заявил:
— Вот это дело! Ну, посудите сами, какой же из меня, к черту, начальник штаба? Писанина заела, бумагами завалили, директивы, директивы. Бог же вас принес на мое счастье!.. Не справляюсь я, честно говорю. Выше моей головы работа.
Попов предложил пообедать, но Томин отказался.
— Везите нас сначала на передовые, — распорядился Николай Дмитриевич. — А перекусим в пути, у солдата в мешке всегда найдется кусок хлеба и щепоть соли.
Постукивая на стыках рельсов, ручная дрезина быстро помчалась на восток.
— Вот теперь на вольном воздухе и перекусим, — предложил Томин. — Раскошеливайся, Аверьян, угощай.
— Есть раскошеливаться! — улыбнувшись, ответил тот и, развязав вещевой мешок, отрезал каждому по ломтю хлеба и куску сала.
Дрезина шла быстро, тонкие шинели насквозь пронизывал ветер, а Томин с аппетитом ел хлеб и сало, расспрашивая Захарова о путях-дорогах.
Шел оживленный разговор, смех, шутки, словно все они ехали не на передовую позицию.
— Тпру, стой! — проговорил Захаров, когда дрезина поравнялась с одинокой казармой.
Командиры спрыгнули, увязая по пояс в снегу, подошли к дому. Томин первым открыл дверь. В казарме находилось двадцать народоармейцев. Одни, накинув на себя полушубки или шинели, протяжно храпели, другие, окружив рассказчика, громко хохотали, третьи обедали. У окна примостился пожилой мужчина с глубокими залысинами на лбу, длинными черными усами. Он крутил разбитый сапог и так и сяк, удивленно разводил руками, не зная, с которой стороны к нему подступиться.
На вошедших никто не обратил внимания.
— Кто старший команды? — спросил Захаров.
— А что надо? — отозвался усач с дырявым сапогом.
Томин посмотрел на усача. Их взгляды встретились. Этого оказалось достаточно, чтобы поднять «запорожца» с табуретки.
— Ну, я старший.
— Так у нас не отвечают командирам, — сказал Томин. — Но для первого раза не в зачет. Давай знакомиться. Командующий Инской и Забайкальской группами войск Томин, — и он первым протянул руку.
— Командир роты Горедум, — ответил тот.
— Вот так-то оно лучше.
В казарме установилась тишина, бросили зубоскалить, поднялись даже те, которые только что храпели.
Обращаясь ко всем, Николай Дмитриевич, представив Виктора Русяева и Соломона Диктовича, спросил:
— Как жизнь идет?
—
— Это и видно! До того обленились, что побриться не хотите, а в казарме-то… в свинарнике чище. О подготовке к бою и говорить нечего.
— А чего готовиться-то, — ответил Горедум. — Придут белые, будем драться, нужно будет наступать — пойдем наступать.
— Наступать, как из Хабаровска?! До Читы далеко, а до Москвы еще дальше. На кого же вы надеетесь? Вот что, товарищ Горедум. Мы сейчас поедем дальше, на обратном пути заглянем. Думаю, подружимся, — и так глянул, что Горедум решил подружиться непременно.
Посетили другие казармы — картина та же. От последней враг находился на расстоянии трех километров. Томин удивился тому, что белые медлят. Разбросанные вдоль линии железной дороги малочисленные полуразложившиеся команды они могли смять в любое время. Из последней казармы поехали на передовую линию. Когда дрезина остановилась на железнодорожном переезде, и Томин с друзьями направился к окопам, со стороны станции Ольгохта показался бронепоезд. Остановившись метрах в четырехстах от группы командиров, бронепоезд выпустил два снаряда и дал задний ход.
— Если бы беляки знали, в кого стреляют, то снарядов бы не пожалели, — проговорил Диктович.
Николай Дмитриевич улыбнулся и, махнув рукой, продолжал обход окопов.
На обратном пути Томин заехал в первую казарму. Она преобразилась. Тепло, пол и столы вымыты до желтизны, на нарах заправлены постели, бойцы побрились, причесались, подтянулись. Вокруг помещения разгребли снег, оборудовали площадку для строевых занятий.
— Вот теперь вы походите на часть Революционной армии! — одобрил Томин.
Вернулись на станцию Ин поздно вечером. В штабе ожидал Попов.
— Иди-ка, дорогой товарищ, спать, время уже позднее. А завтра чуть свет примешь Особый Амурский полк. Наведи порядок, через два дня приеду, — проговорил Томин.
— Есть, приступить к исполнению своих обязанностей, — отчеканил Попов.
Отпустил Томин отдыхать и Захарова. С завтрашнего дня он тоже командир полка.
Николай Власов только хотел доложить о проделанной работе, но Томин перебил его.
— Подожди минутку.
Николай Дмитриевич позвонил председателю партячейки станции Ин, попросил его по возможности побыстрее прийти в штаб. Затем связался с Блюхером. Доложил о вступлении в командование Инской группой, обстановку, о состоянии частей и изложил свои соображения о разгроме белогвардейцев. Суть его плана состояла в том, что, заняв Ольгохту, пехота, продвигаясь на юг, совместно с кавалерией наносит удар по тылам врага. Томин попросил главкома, как можно быстрее прислать политработников, на первый случай хотя бы человек двадцать. «Перехватил, — подумал он, — где же столько возьмут?»