Человек отовсюду
Шрифт:
– Допустим, – сказал я с сомнением. – Тебе виднее. Ты его знаешь – я нет. Но в Галактике сотни земных колоний. Почему он должен применить себя именно на Прокне?
– Таков прогноз, – отрезал Вилли.
Хм, прогноз, подумал я. Интересно… Кто их составляет, эти прогнозы? Интересно было бы посмотреть свой. А не будут ли этого бедолагу нарочно подталкивать к тому, чтобы рано или поздно оказаться на Прокне, где я смогу – допустим! – осуществлять контроль за ним?
Других дел у меня нет, как же!
Впрочем, я не стал ни возмущаться, ни выпытывать у Вилли подробности. Какой смысл? Мое от меня все равно не уйдет. Этот Шабан – дело еще нескорое. Не исключено, что к тому моменту, когда он прибудет на Прокну,
Странное ощущение: я одновременно был благодарен Вилли за то, что он вытащил меня просто так попить пивка, и втихомолку злился на него за то, что он не попытался упростить мое задание, а поступил в точности наоборот. Мог ли я знать, что вижу его в предпоследний раз?
Глава 7
Геолокатор в одной руке, пистолет в другой. Хотя не факт, что разорвавшаяся в теле болотного гада пуля убьет его. Бывают разные гады. Тем более не факт, что успеешь выстрелить, когда тварь внезапно кинется на тебя снизу, из болотной жижи.
На этот случай к георазведчику приставлен охранник с лучеметом. Водитель видавшего многие виды катера – допотопного, не на антиграве даже, а на обыкновенной воздушной подушке – тоже вооружен и обязан быть наготове. Хотя ему лучше вообще не стрелять, а полностью концентрироваться на управлении посудиной. Иногда он способен сделать чудо, вовремя рванув с места.
Я упал на спину, пребольно ударившись о скамью, а над моей головой сверкнула молния. Я не знал, попал ли охранник в тварь, да и знать не хотел. Какой смысл убить одну, когда их тысячи и до выживших все равно не дойдет предметный урок? Главное – я не выпустил геолокатор. Картинка получилась вполне отчетливо: под стометровой мешаниной бурой жижи, корней, погруженных скоплений мертвой и живой органики располагался примерно такой же толщины слой рыхлых осадков, ниже шли доломиты и сланцы, свидетельствующие о том, что миллионы лет назад здесь плескались морские волны, а еще ниже лежал гранитный купол, очень древний, поломанный вкривь и вкось древними катаклизмами. По трещинам змеились рудные жилы, иные из них внедрялись в доломиты. По меркам любой планеты – чепуховая глубина, строй шахту и знай себе добывай руду. Но не в Преисподней.
– Успел? – спросил, не поворачивая головы, водитель и тотчас пригнулся – над ним просвистело ползучее щупальце толщиной с бревно. Пригнулся и охранник, а мне не надо было пригибаться, потому что куда же может пригнуться лежащий?
– Мне приятнее, что ты успел…
– Ха! – Водитель на миг повернул ко мне чумазую рожу. – Мне тоже. Повторим еще разок?
– Конечно.
Я сбросил картинку в память локатора и указал направление. Катер резво шел, таща за кормой шлейф грязевой пыли. Под нами копошилась, размножалась и пожирала друг друга чужая жизнь – алчная, напористая, безмозглая, видящая в человеке не конкурента, а пищу. Любая болотная тварь опасна. Есть прозрачные студенистые существа величиной с ноготь, смотреть не на что, но укус их смертелен. Есть и монстры размером с доисторических водных рептилий Земли. Я знал, что катер на воздушной подушке отпугивает многих тварей, но некоторых – наоборот, привлекает. Особенно самых крупных и сильных, царьков местной природы, ничего не боящихся. Я рисковал. Далеко не в первый и даже не в двадцатый раз.
Если сельва не убила быстро, это не значит, что она вообще не убьет…
Одна из местных поговорок. Их сотни. В большинстве из них сквозит фатальность, приправленная юмором висельника. Что ни делай, итог один и тот же. Если тебе повезло и ты дожил до конца срока контракта, это еще не значит, что ты свободен как ветер.
Видел я разные дыры, но Преисподняя побила все рекорды. Здесь не было даже мобильной связи. Здесь медики то и дело описывали новые, не известные доселе болезни, а краткий перечень опасных для человека макроорганизмов занимал целый том. Здесь нельзя было жить, и здесь по существу не жили. Но работали. Земле требовался рений. Редкоземельные металлы ей тоже требовались, и чем больше, тем лучше. Их добывали в предгорьях широтного хребта, в холодных степях за хребтом и еще где-то на островах. Беда заключалась в том, что над самыми богатыми месторождениями раскинулась сельва. Легла и расползлась – возьми-ка! Мое! Не дам!
Сельва Прокны – это нечто особенное. Сверху она выглядит как обыкновенный тропический лес и здорово напоминает твердианские джунгли. Надо знать, что среди деревьев есть плавучие формы, а есть и такие, что прорастают сквозь болотную толщу, выбрасывая наверх вроде бы полноценное дерево со стволом и развесистой кроной, а на деле – лишь верхушку. Сельва Прокны – это такое место, где удивляешься, если под ногами вдруг оказывается твердая почва, а не вонючая болотная жижа или дрожащий кисель из примитивной органики.
Есть и проплешины, смахивающие на обыкновенные болота. Топография их все время меняется. Много деревьев и кустов – неподвижных, шагающих, ползающих, обыкновенных и плотоядных. Скользящие лианы, прячущиеся в их зарослях, обычно вялы, зато в прилив, особенно в сезон муссонов, они проворны, как настоящие змеи, и более, чем змеи, опасны.
Смежные с Новым Сальвадором территории – Новая Либерия, Новый Эссекс, Новый Валдай и Новый Пфальц – тоже не были подарком, но все-таки они находились на окраине болотистой котловины, тогда как Преисподняя – в самом ее центре. Зря меня таскали по гнилым лесам и ядовитым болотам Новой Гвинеи. Моим инструкторам казалось, что это даст мне какую-никакую подготовку. Куда там! Я и представить себе не мог, что ждет меня на Прокне.
Вначале, правда, планета казалась приемлемой – но то была Международная зона. Оазис. Плоскогорье над океаном сельвы. Никаких болот, гадов, болезней и влажной жары. Правда, воздух мало годился для дыхания, в чем тотчас убедился один контрактник из нашей группы, на одну секунду снявший маску. Не летально, но приятного мало. Нас ждала натурализация, и пока мы ее не прошли, дыхательные маски явились для нас более важным предметом экипировки, чем штаны.
Натурализационная камера… Тем, кто не бывал на Прииске, она казалась чудом биотехники – я же знал, какая это древняя заваль. Чтобы приспособить организм к местным условиям, приходится менять его биохимию, а значит, корректировать геном. Технология тончайшая и должна работать без сбоев. На практике случалось и так, и эдак. Неудачникам контракт сулил всевозможные компенсации – хоть какое-то утешение для навсегда потерявших здоровье. На мелкие проблемы с самочувствием никто не обращал внимания. Почти все завербовавшиеся были молоды, и денежное вознаграждение интересовало их куда больше, чем пугала перспектива инвалидности. «Кто угодно, только не я!» – так думали они, и большинству из них действительно везло. Натурализационные камеры работали все же прилично, несмотря на моральную устарелость и физический износ.