Человек против мифов
Шрифт:
То же относится к насилию. Хоть и в мучительных попытках, но человечеству удалось преодолеть привычку к индивидуальному личному насилию, какое господствовало, скажем, во Флоренции XIV в., когда каждый дом был вооруженной крепостью с жителями-воинами, готовыми выдержать осаду. Мы преодолели насилие, боюсь, не потому, что сочли его нравственно неприемлемым, а потому, что оно стало явно самоубийственным. Однако в рамках общества можно вырядить насилие в хитоны исполнения закона и национальной обороны. Я вовсе не собираюсь говорить, что здесь не бывает случаев оправданного применения насилия, но в то же время я утверждаю, что не так уж редко под благовидными предлогами совершался обман. Применение полиции и вооруженных сил против рабочих показывает, какие вещи могут твориться во имя "обеспечения законности и порядка", а периодические войны за владение колониями на протяжении последнего столетия показывают, что можег твориться во имя "национальной обороны".
В более широком масштабе этика эгоизма имеет явно больше шансов на успех. Макиавеллический человек, получивший возможность творить "всеобъемлющую несправедливость"
Верно, что ученикам Макиавелли часто удается провести собственную судьбу; логика зла не всегда вступает с собой в противоречие. Но есть определенные последствия, которых ни один ученик флорентийского теоретика не может избежать. Главное в том, что ему неизбежно приходится быть макиавеллическим человеком. Со всяким тираническим деянием, приносящим ему выгоду, приходит и падение его морального облика. Его собственная этика обрекает его на лицемерную роль проповедника добродетели и вершителя зла. Раскол раздваивает его личность в самой основе, и вытекающая отсюда неустойчивость характера неуклонно усугубляется хищной ненасытностью желаний, которые, не подчиняясь никакой дисциплине, превращают всю жизнь в бурю и хаос. Жадность треплет его как лихорадка, и неизбежная смерть тела, даже в обстановке покоя и подобострастия, становится крушением сводов могильного склепа на ютящиеся внутри его кости. Так что если кому-то кажется заманчивой участь нацистского вожака, то пусть он помнит: чтобы быть тем или другим, надо быть им. Не удастся приобрести выгоды положения, не приобретя соответствующих черт личности. Чтобы пользоваться золотом, убранством и изобилием любовниц из Саксонии, надо быть человеком, который устраивает или разрешает устраивать газовые камеры и печи крематория. Нравственное вырождение вряд ли окупается всеми выгодами.
Наиболее иронический аспект этики эгоизма заключается в том обстоятельстве, что вместо обещанной реалистичности и практичности она оказывается причудливым образом идеалистической и перфекционистской. Она разделяет неувязки всех этических систем, где ценности настолько абстрактны и строги, что противоречат друг другу в реальном потоке событий. Вот пример. Макиавелли говорит, что "человек, явившийся причиной прихода другого к власти, погиб; ведь выдвижение произошло или благодаря его хитрости, или благодаря его силе, а оба эти качества оказываются под подозрением у поднявшегося к власти" [64] . Как известно, именно так поступил Муссолини, помогая укреплению немецкого фашизма, причем его политика привела как раз к предсказанным Макиавелли результатам. Надо ли думать, что ученик просто "забыл" наставление учителя? Конечно, нет. Его курс был вынужденным при данной политической игре с позиции силы и при общем антидемократическом характере фашизма. Иначе говоря, Муссолини был обязан пожертвовать одним наставлением, чтобы быть в состоянии следовать другим советам Макиавелли. Принципы вступили между собой в конфликт, приходилось выбирать. Сделай он свой выбор иначе, его ожидала бы другая беда, но, так или иначе, обязательно беда. Таким образом, глубокое неудобство макиавеллических принципов заключается в том, что их нельзя проводить все одновременно. В любой данной ситуации приходится воздерживаться от определенных и необходимых вещей, чтобы выжить в качестве предприимчивого тирана. Макиавелли сам сознается, что "благоразумие заключается в умении распознавать характер беды и в выборе меньшего зла" [65] . Но если вы поневоле должны выбирать меньшее зло вместо положительного добра, то, значит, события отняли у вас способность делать что-либо, кроме предотвращения катастрофы. Причем катастрофа эта отчасти вашего собственного производства, потому что применение хитрости и силы в течение долгого времени неизбежно вызывает к жизни и сплачивает против вас силы, необходимые для того, чтобы вас свергнуть. Нацисты, по-видимому, думали, что англо-американо-советская коалиция невозможна из-за идеологических расхождений, но их же собственные действия заставили эти три страны стремиться к их уничтожению. Поведение нацистов сделало больше для создания системы коллективной безопасности против нацизма, чем все усилия дальнозорких идеалистов до войны.
64
Там же, гл. III.
65
Там же, гл. XXI.
КОНЕЦ ПРОБЛЕМЫ
Наша критика этики эгоизма до сих пор была занята его практической осуществимостью. Кажется бесспорно ясным, что лишь горстка людей (вероятно, 1% населения) может сколько-нибудь успешно проводить ее
Но осуществимость или неосуществимость этики эгоизма не вынесет последний приговор о достоинствах социальности по сравнению со своекорыстием. Неудачи возможны и там и здесь. Мы должны задаться гораздо более широким вопросом, вопросом о том, почему одно лучше, а другое хуже. Нам надо постараться доказать, что действие, благотворное для общества, даже если оно наносит ущерб деятелю, лучше, чем действие, вредящее обществу, даже если оно приносит выгоду деятелю.
Это своеобразная проблема. Этическая теория существует с V в. до н.э., и за все это время никому так и не удалось доказать, что предложенное им определение добра – единственно возможное определение. Спор велся по-разному, но без конца и совершенно безрезультатно. Это обстоятельство, как кажется, заставляет думать, что проблему и невозможно решить на старых путях: должны быть открыты новые. Не попробовать ли нам?
Спросим, во-первых, как эта проблема возникает. Она не порождение прихоти, не загадка, над которой бьются ради шутки или развлечения. Если человек вынужден принять решение, искать ему выгоды для себя или своих ближних, значит, – положение таково, что он не может делать то и другое вместе. Если бы он мог и то и другое, если бы эти две вещи никогда не оказывались несовместимыми, проблемы бы не возникло. Человек мог бы тогда удовлетворять свои желания со счастливым сознанием, что он никому не наносит вреда, а то даже и помогает другим. Стало быть, в мире обязательно должны существовать определенные социальные обстоятельства, делающие выгоду одного потерей для других. Обстоятельства эти главным образом двоякого рода: нехватка товаров, а также услуг и эксплуатация одной группы людей другой группой. Рассмотрим то и другое подробней.
Нехватка означает, что нет достаточного количества товаров и услуг для удовлетворения нормальных желаний всех членов общества. Она означает, что нет достаточного количества жилищ, одежды, пищи, медицинского обслуживания, образования и т. д., когда каждый имел бы всего этого столько, сколько хочет, или хотя бы столько, сколько необходимо. От этой недостаточности получается, что наличие вещей во владении определенной группы связано с их отсутствием или потерей у других людей. Обладатели не без основания хотят сохранить приобретенное, а лишенные с не меньшим основанием хотят нечто получить. Возникает соперничество, всегда энергичное и иногда насильственное, никогда не появившееся бы в обществе подлинного изобилия. В самом деле, какой смысл был бы отнимать пищу у другого изо рта, если бы ее было так много, что вам не было бы нужды отнимать ее, а другой человек в любом случае мог бы легко восполнить свою потерю?
Но при теперешнем положении дел большинство людей не получают всего для них необходимого, не говоря уж об исполнении желаний. Они не видят разумной причины своей обделенности (потому что и нет такой причины). Они видят, что другие люди "хапают", некоторые успешно. Создается впечатление, что поступать так "в человеческой природе". Пожалуй, им самим лучше попасть, куда надо, и тоже "хапать". Если они начнут философствовать об этом, то сразу заговорят словами Макиавелли: "Желание приобретать поистине очень естественно и распространенно; люди всегда так поступают, когда могут" [66] . Успех принесет видимость обеспеченности, а неудача, наоборот, – бедность, болезни и смерть. Какими доводами при таких условиях склонишь людей к социальной участливости? Как однажды заметил Линкольн Стеффенс, не змей совратил человека, его совратило яблоко.
66
Там же, гл. III.
Эксплуатация означает личное присвоение продуктов труда других людей без полной компенсации. Эксплуатируемое лицо часть времени работает на себя, а часть – на кого-то другого. В древнем мире (и на старом Юге) рабовладельцы обогащались за счет труда рабов. В средние века помещик поступал сходным образом со своими крепостными. В современном обществе работодатели извлекают прибыль из труда своих наемных рабочих.
Интересы этих двух групп противоположны. Работодатель в принципе не может существовать без прибыли и не чувствует себя в обеспеченности, пока не получит много прибыли. Но независимо от того, повышает ли он свою прибыль путем снижения зарплаты или поднятия цен, на его платных работниках это отразится понижением их уровня жизни. Если, с другой стороны, они улучшают свой уровень жизни, то делают это за счет чьей-то прибыли. Ошибочно предполагать, что обе группы действуют просто из жадности. При данной системе работодатель обязан делать то, что он делает, или он вообще перестанет существовать как таковой. Один стремится сохранить свою социальную роль, другой стремится просто сохранить себя.
В экономической ситуации такого рода очень трудно настаивать на более высокой добродетели социальности. Гуманизм, личное преображение и луч внутреннего света способны немного смягчить борьбу; но саму по себе борьбу невозможно устранить, пока мы не устраним производящие ее условия. Это подводит нас ближе к ответу.
Как вообще решаются проблемы? Если проблема чисто теоретическая, ее можно решить, разобрав на составные части и собрав эти части в связную систему. Если, однако, проблема практическая, ее решают путем осуществления действий, в результате которых проблема перестает существовать. Скажем, передо мной "проблема", как попасть в Нью-Йорк. Я решаю ее, садясь на поезд, в автобус или в машину, т.е. делая вещи, благодаря которым я туда попаду.