Человек рождается дважды. Книга 2
Шрифт:
— Машину отцепить и оставить, а ночью пришлём людей, пусть сделают, что возможно. Колонну сдать назад и у берега развернуть. Пока совсем не отрезало, добираться до Сеймчана, — раздался за спиной спокойный голос. Юра оглЯнулся. За ним стоял Урмузов.
— Бросить машину и обратно! Да вы что? — вспыхнул Юра.
— Бросить одну, дабы не потерять все. Колонна прошла меньшую часть пути. Опасных мест не было, вернуться сумеем. Летом машины отправим пароходами. Я лично оставлю такое распорЯжение.
— Вы, товарищ Урмузов, пока только пассажир, — заметил
— Нет, я не только пассажир. Я Ещё гражданин и старший товарищ. И не могу позволить вам беспричинно рисковать народным достоянием.
Колосов обозлился:
— Вот что, старший товарищ. Это вам не пароход, и помалкивайте. Машины мы не бросим и поедем только вперёд. Провалятся, будем рубить до берега лёд и тащить. А вы с этой минуты будете работать, как и все. Понятно?
— Вас предупредили. Случится беда, придётся строго ответить. Я дам подтверждение о гибели машин по вашей вине.
— Кому же это?
— Кому следует. Я, как бывший работник политчасти Дальстроя, несу ответственность…
Юра не стал слушать и подошёл к водителям. Прохоров, как видно, слышал разговор и высказал своё мнение.
— Чернуха. Проехали больше половины. Спидометр у меня в порядке. Да и какой дурак бросает то, что Ещё не утонуло? Возвращаться назад? А чего мы там позабыли? Да мы Её сейчас как милую. Вон сколько лиственниц. Свалим подлинней, уложим рядом. А сверху под-сунем жерди — будут у нас накаты. До вечера вырубим объезд стороной, перегоним колонну. Выудим «утопленницу», возьмём на буксир и по брёвнам через пролом. Вот и вся недолга.
— Прохоров правильно предлагает. Мы тут продумали всё. Чего терять время? Пошли, — загалдели парни, вытаскивая из кузовов топоры и пилы.
Урмузов пошёл к машине, но Юра Его окликнул.
— Вы, старший товарищ, берите топор и помогать.
Урмузов молча подчинился.
К вечеру «утопленница» была спасена. Урмузов по-хозяйски прошёлся и поднял руку:
— Товарищи, спасибо за героизм! За пролетарскую преданность делу! — начал выкрикивать он. — Я сообщу в политчасть. Ваша работа будет отмечена приказом по главку! Спасибо вам всем! — И уже совсем тихо закончил — В том и сила большевиков, что они умеют признавать ошибки.
…Утром ветер угнал тучи, выглянуло солнце. Сразу стало тепло. Плотники сбросили куртки, снова взялись за топоры. Фомин попрощался с прорабом и направился в каменный карьер.
У подвесного моста он увидел Каца.
— Сергей Константинович, быть вам богатым: не узнал, — ещё издали закричал он, — Вы куда, в карьер? Пойдёмте вместе, мне тоже надо подобрать подставку под печь! Тороплюсь на лесоучасток.
Фомин насторожился. Со дня приезда Аллы Васильевы он переживал чувство стыда и тревоги. Ему казалось, что все знают о Его связи с Левченко, осуждают и сплетничают за спиной. На каждом партийном собрании он со страхом ждал, что кто-нибудь выступит и потребует разъяснений. Кроме всего, и Алла Васильевна вела себя странно. То целыми днями не выходила из своей комнаты, то вдруг забирала чемоданчик с лаками для ногтей и
Сергей несколько раз деликатно намекал, в какое сомнительное положение она ставит Его. Алла Васильевна мило улыбалась и свои поездки объясняла скукой и нежеланием вызывать разговоры в посёлке. Фомин против веления совести старался, как мог, помочь Ей закончить дела, лишь бы скорее выпроводить Ее из Оротукана.
Озабоченный вид Каца вызвал у него новую тревогу. Что Ещё могло взволновать Исаака, кроме проживающей в его доме Аллы Васильевны?
— Вы что-то хотите сказать мне?
— О чём Ещё может говорить Кац, Если не о своих болячках. Скоро приезжает семья, надо подготовить хату и всё такое.
— Алла Васильевна заканчивает свои дела и должна скоро уехать, — успокоил Фомин старика.
— Жить ей тысячу лет. Не женщина — мармелад. А вот только где сладко, там и мухи, а где мухи, там нехорошие следы.
Фомина ударило в жар. Исаак что-то недоговаривал.
— Что? Что такое? Да говорите Ясней! — остановился Сергей.
Кац торопливо полез в карман. Потом вытащил небольшую тряпочку и подал Сергею.
— Посмотрите, что это, по-вашему?
Сергей увидел жёлтую крупинку с чечевичное зерно. А когда положил на ладонь, почувствовал её тяжёлый вес.
— Самородочек. Как он попал к вам?
— Пол, пол подметал. Печь вычистил и выбросил мусор на дорожку, чтобы скорее подтаяло тут, он и блеснул. Всю ночь думал: откуда бы? Хотел в райотдел снести, да побоялся, а вдруг накличу беду. К вам решил. Ой, не приведи бог, — простонал он.
Сергей не отвечал. Он сам был растерян не меньше Исаака. Неужели Алла Васильевна? А Если так, то не был ли он соучастником преступления…
Вот, кажется, и достукался. А разве он не видел, с кем имеет дело?
Кац понял Его состояние. Он зашмыгал носом, затоптался и глухим, срывающимся голосом выдавил:
— Только не золото это — медь. Кислотой пробовал, темнеет. Я ведь к тому, что в дом заходят медеплавильщики. А там жулики все. Да ну Его в рай, — хрипло засмеялся он, и не успел Сергей что-либо сообразить, как Исаак, размахнувшись, швырнул самородочек в снег. — Вот так-то оно будет лучше. Ах, старый дурак! Машина ведь ждёт меня на базе, а я тут разболтался.
Он подтянул голенища сапог и чуть не бегом припустил к диспетчерской, проворно размахивая руками.
Фомин бессмысленно смотрел Ему вслед. Его не успокоила наивная ложь Каца. И обмануть Исаак как следует не умел. Теперь многое становилось понятным. Обида и гнев захлестнули.
Сергей быстро прошёл по карьеру и сразу направился к дому Каца.
В тамбуре до него донёсся мягкий басок.
— Поедешь на прииск «Борискин», найдёшь Соллогуба. Он всё знает…
Фомин быстро открыл дверь и вошёл. В комнате было двое мужчин. Золотозубый, широкоплечий блондин с нагловатыми глазами стоял у порога. Он сразу попрощался и вышел. Второй по-домашнему развалился на диване и дымил длинной английской трубкой. Алла Васильевна суетливо убирала со стола.