Человек в лабиpинте

Силверберг Роберт

Тем временем не экранах они наблюдали прогулки Мюллера по зоне "А". Кружащие там роботы держали его под постоянным контролем, отмечая его передвижения. С тех пор, как Мюллер встретил первого робота, он не покидал зоны "А". Однако каждый день он менял свое место нахождения, переселяясь из дома в дом, так, словно не хотел спать в одном месте два раза. Бордман позаботился о том, чтобы больше ни один робот не попадался ему на глаза. У Раулинса часто создавалось впечатление, что старый хитрец руководит охотой на какого-то необычного, очень осторожного зверя.

–

Мы отправимся туда сегодня после полудня, Нед. Переночуем в главном лагере. Утром отправимся к Уолкеру и Петронелли в зону "Е". А потом уже ты дойдешь до самого центра и отыщешь Мюллера.

– А ты зачем идешь в лабиринт, Чарльз?

– Чтобы помогать тебе.

– Но ведь ты и так мог находиться в контакте со мной, - заметил Нед.
– Тебе нет необходимости рисковать.

Бордман задумчиво потер подбородок.

– Дело тут к сведению риска до минимума, - пояснил он.

– Как это?

– В случае каких-либо трудностей мне пришлось бы спешить с помощью. Я предпочитаю на всякий случай ждать сразу в зоне "Ф", чем добираться до тебя снаружи.

– А какого рода трудности могут возникнуть передо мной?

– Мюллеровское упрямство. Нет ни одного повода, чтобы ему хотелось сотрудничать с нами, и он не из тех людей, с кем легко договориться. Я помню его с тех времен, когда он вернулся с Беты Гидры-4. Покою от него нам не было. Собственно он и до того никогда не был уравновешенным. Он имел право быть разобиженным на весь мир. Но хлопот с ним... Он - как птица, приносящая несчастье. Тебе еще придется намучиться с ним.

– В таком случае, может ты пойдешь со мной?

– Не исключено, - возразил Бордман.
– Если он только узнает, что я нахожусь на этой планете, мы от него ничего не добьемся. Ведь это я отправил его к гидрянам. В результате я виноват, что он ушел из мира и спрятался в одиночестве. Если бы ему показался, он скорее всего убил бы меня.

Раулинс содрогнулся при этой мысли.

– Нет. Не мог он настолько сделаться дикарем.

– Ты его не знаешь. Не знаешь, каким он был. Насколько он переменился.

– Если он такой холодный и равнодушный, как же можно вызвать в нем симпатию к кому-либо?

– К нему отправишься ты. Искренний, заслуживающий симпатий. Тебе не придется притворяться. Ты скажешь ему, что прибыл сюда с археологической экспедицией. Не проговорись, что мы с самого начала знали о нем. Скажи, что мы знаем это с той минуты, как на него наткнулся робот... и ты узнал его, поскольку помнишь его с тех времен, когда он дружил с твоим отцом.

– Мне упомянуть об отце?

– Конечно же! Представься ему. Это единственный способ. Скажи, что твой отец погиб, а это твоя первая космическая экспедиция. Пробуди в нем сочувствие.

– Не сердись на меня, Чарльз, но я должен признаться тебе, что все это мне совершенно не нравиться. Вся эта ложь.

– Ложь?
– глаза Бордмана загорелись.
– Разве ты не сын своего отца, и это не первая твоя миссия?

– Но ведь я же не археолог.

– Ты

бы предпочел сказать ему, что мы прибыли сюда в поисках Мюллера? Подумай о нашей цели, Нед.

– Ладно. Цель оправдывает средства. Мы прилетели сюда, чтобы уговорить Мюллера сотрудничать с нами, так как кажется, что лишь он сможет избавить нас от опасности, - произнес Раулинс безразлично.
– Так что мы вправе прибегнуть к любым способам.

– Вот именно. И не смейся, как идиот.

– Прости, Чарльз. Но мне неприятно, что придется врать Мюллеру.

– Он нам нужен.

– Я понимаю, Чарльз.

– Ты нам тоже нужен. Сам я, увы, не могу сделать это. В его глазах я чудовище. А к тебе он может отнестись с симпатией. Ты молод. Ты сын его друга.

– Врать ему, чтобы он дал согласие.

– Перестань, Нед.

– Продолжай, что мне делать дальше?

– Постарайся с ним подружиться. Не торопись. Пусть ему начнет хотеться, чтобы ты навещал его.

– А что если мне станет дурно от его присутствия?

– Попытайся скрыть это от него. Это наиболее трудная часть твоего задания.

– Самая трудная часть - это ложь.

– Это ты так считаешь. Приложи все усилия, разговори его. Дай ему понять, что ты тратишь время, которое должен был бы посвятить научной работе, и что эти болваны, эти сукины сыны, руководители экспедиции, не хотят, чтобы ты имел с ним что-либо общее, но ты его любишь, ему сочувствуешь, и для них же будет лучше не вмешиваться.

– Мне упомянуть о другой галактике?
– спросил Раулинс.

– Вскользь. Время от времени упоминай, чтобы дать ему пищу для размышлений. Но не слишком часто. И не намекай, что он нам нужен, понял? Если он сообразит, что мы хотим его выманить, нам конец.

– Но каким образом я должен уговорить его покинуть лабиринт без объяснения того, зачем мы хотим, чтобы он вышел?

– Об этом я не думал, - признался Бордман.
– Я дам тебе указания позже.

– Я понимаю, что ты подразумеваешь. Ты собираешься заставить меня произнести ложь, так что просто боишься сказать об этом сейчас, потому что тогда я просто откажусь от этой затеи.

– Нед...

– Извини. Но зачем нам выманивать его оттуда уловками? Мы можем сказать ему, что человечество нуждается в нем.

– Ты считаешь, что это этично?

– Это как-то чище. Возьмем его силой.

– Недостаточно, - заявил Бордман.
– Это слишком рискованно. Он может попытаться покончить с собой.

– Надо произвести парализующий выстрел, - предложил Раулинс - а потом спящего вынести из лабиринта.

Бордман покачал головой.

– На то, чтобы познакомиться с лабиринтом, он имел девять лет. Мы не знаем, каким штучкам он здесь научился. Пока он там, я не отважусь ни на одно действие, направленное против него. Это слишком ценный человек. Может быть, он запрограммировал какое-нибудь устройство, что весь город взлетит на воздух, если кто-то вздумает прицелиться в него. Он должен выйти добровольно.