Человек в степи
Шрифт:
— Сбивают? — переспрашиваешь деда, чувствуя захлестывающее волнение…
— Сбивают, — кивает он. — Патронов-то много начинил?
— Тридцать четыре…
— Да ты что?! Да там две сотни враз выпалишь. Казарки — як навозу!
И уже не можешь стоять. Даешь закурить старику, и отдал бы целиком пачку за прекрасные его слова, и все кажется в этом забрызганном старике милым, удивительно приятным, даже его куртка и нисколько не примечательные очки.
Зимой
Январь!.. Жалуются колхозные сторожа, что повадился заяц в сады, обгладывает, проклятый, яблони!
И
На гладком снегу — следы зайца. Два широких и длинных от заросших понизу плотным мехом задних ног, и перед ними точно крапки на снегу — от передних.
Дурак-дурак, а хитрый! Такое множество следов, будто топталось ночью целое стадо, а ведь один накрутил, чтоб сбить с толку. Залег сейчас где-нибудь на зяби в борозде, слился шкуркой с неровно заснеженной пахотой, повернулся чутким носом на ветер… И вот представляешь уже, как наткнешься, как поднимешь его, — и еще шире ступаешь, отмахивая на ходу рукой, звучно визжа сапогами по жесткому насту.
Весною
Заночуй в поле на далекой отшибке, где не громыхают трактора, где степные перекаты чередуются с обрывистыми балками в колючих терновниках и всяких репяхах, непролазных, плотно-сумеречных даже в солнце. Это излюбленные места куропаток.
Там и заночуй. Нагреби из прошлогодних бурьянов логово, натрамбуй потолще, так как почва с зимы еще не прогретая, ледяная; укройся шинелькой или теплым кожухом, только не проспи зорю. Близко к рассвету смутно проступают терны и чернеющие на тернах низкие сорочьи гнезда, совсем замирает ветер, и каждая ветка, тяжелая то ли от росы, то ли от ночного дождика, стоит не шевелясь. Тогда, задержав дыхание, ты услышишь перекличку самцов-куропачей. Удивительна эта перекличка самцов, отчетливо слышная меж степью и звездами. Она похожа скорей всего на кукареканье деревенских молодых петушков, неумелых, нелепых, заоравших вдруг впервые в жизни.
Замолкнет в балке выкрик, и снова где-то совсем рядом кричит уже другой, переполненный отвагой и любовью куропач; не спит, ревниво всматривается в мокрые рассветные терновники, где все дышит боем. Боя еще нет, но он вот-вот, в любой миг вспыхнет за прекрасную невесту!
Явись сюда через месяц-полтора, Отойди чуть дальше от балок, ляг в лесной полосе у дороги. Обязательно перед закатом… Машины к вечеру бегают реже, и раскаленная за день, толченая дорожная пыль мягко оседает на пухлых колеях. Тут и выходят куропатки на открытую изъезженную дорогу, на солнышко, чтоб копаться в теплой пылюке.
Не определишь: откуда вдруг возникло перед кустами, вплотную возле тебя это семейство? Она — невзрачненькая, серенькая, а он — с густой, буйно-яркой, почти красной коричневостью. Весь тугой, литой, от силы и гордости раздутый, наверняка тот самый, что средь мокрого тумана орал здесь в балке на рассвете.
А за ним и за нею в ласковой пыли бегут многочисленные (штук двадцать и больше) шустрые, величиной с маленькую картофелину цыплята — неизбежный результат любви.
Автомобильный
На подъезде к Ростову поздней ночью кончился у нас бензин. Сзади приближались фары, и мы с товарищем, выскочив из машины, став поперек шоссе, расставили руки. Автомобиль «газик-67» обминул нас, мелькнуло крупное, прикрытое перчаткой лицо сидящего с шофером хозяина, мелькнула в открытом кузове под приподнявшимся брезентом груда окровавленных серых шкурок, и «газик», крутнув вбок, задевая шинель товарища, рванулся вперед и ушел.
Хозяин был автомобильным стрелком, какие развелись в последнее время. Много выпускает государство автомобилей, и среди владельцев «персональных машин» появились далекие от спорта, близкие к бандитизму стрелки. Они стреляют ночью и, как правило, до открытия охоты, когда зверь непуганый, ручной. Шоферу выписывается путевка в сельский район, и большой хозяин едет браконьерствовать за город. Сидя толстым начальственным задом на подушке, покуривая, этот «спортсмен» оглядывает освещенную фарами полосу ночного озимого поля и, когда в полосе появляется ослепленный зверек, хозяин вынимает из губ папиросу, не приподнимаясь с подушки, целится. Выстрелив, не вылезает из кабинки. За него выскакивает шофер, поднимает зайца, убитого в десяти шагах от радиатора. Так набивается полмашины.
Супруга такого мясника, вместе с мужем угощая на другой день зайчатиной восхищенных гостей, щебечет:
— Мой Ваня, скажу без ложной скромности, чудесно стреляет. Ему ведь, при его работе, необходимо хоть изредка развлекаться.
В ту ночь на шоссе под Ростовом мы запомнили крупное, гладкое лицо автомобильного стрелка и убеждены: все же отыщем его!
Волчиха
Любой охотник, собираясь в степь, застегивает пояс с патронами. Патроны, плотно засунутые в кожаные гнезда, выложены длинной шеренгой. Два крайних, особенных патрона снаряжены усиленной порцией пороха и катаной картечью. Это для волков.
Но спроси товарища — приходится ему пользоваться этими двумя патронами? Нет, не приходится. Редкий случай — где-нибудь увидеть волка, уж не говоря — убить. А разговоров много: и тут появились, и там… Бывает, что точно видели и даже обложили возле брошенных с войны окопов. Съезжается множество людей, машин, сколько переведут бензина, времени, сколько намерзнутся — и впустую.
Происходит это потому, что волк — особенный зверь. Живет он бок о бок с человеком и, как ни один хищник, знает человека, умеет следить за ним… У волка приемы профессионального убийцы — не трогать соседей, резать только в далеких от своего логова селениях. Ходит он, стараясь не оставлять на снегу отпечатков, выбирая накатанные дороги. Издали отличает женщину от мужчины и мужчину с ружьем от безоружного; и там, где совсем не ожидаешь, где и автомашины проходят, и стучит по зяби трактор, вдруг нападет.
Ехали мы равниной конного завода. Обогнав нас, промчался «виллис» начальника завода, следом грузовичок из ветеринарного отдела, потом еще два — все в сторону приманычской бригады.
Оказалось, что ночью, под утро, косяк молодняка порвали волки. По отпечаткам лап на низком илистом берегу Маныча выяснилось: разбойничали волчиха и крупный, с овчарку, волчонок, которого мать, ворвавшись в косяк, обучала приемам. У одних жеребят кровенились отметины на ногах и лопатках — следы неумелых покусов волчонка, у других, у большинства, — глубокие, будто вывернутые изнутри, раны на груди и горле — работа волчихи.