Человек в степи
Шрифт:
Ставлю ружье между коленями, ближе кладу патронташ, определяю место возле ноги, куда в последнюю секунду, когда понадобится стрелять, брошу перчатки. Оглядываю каждую поляну, лужок — и пусто. Сведения, правда, как говорят, были точные: только за последнюю неделю в четырех местах видели волков. Но это ничего не значит. Бывает, что начинает поступать сигнал за сигналом, а выясняется — волков на весь огромный район семь штук. Ходят двумя шайками: в одной три, в другой четыре — и терроризируют все колхозы. Может, и тут одна малая шайка и откочевала за реку или в камыши, мимо которых мы пролетели. А если и здесь, то не так просто заметить. Ляжет волк среди
Каждая минута полета стоит больших денег, эти минуты идут и идут, а на снегу даже нарыска нет. Кажется, что летчик злится. Его затылок, недвижно торчащий впереди, полон недоверия.
…Волк появляется на островке сухостойного бурьяна. Он в рост стоит среди высоких стеблей и смотрит на самолет…
Мы проносимся, чтоб зайти слева, совсем спускаемся, и он выскакивает из бурьянов, прыжками идет через длинный перекат. Отбрасываю боковину борта и, уже не до плеч, а по пояс открытый, кидаю под ноги перчатки, стволами вперед переношу за борт ружье, торопясь вздергиваю на лоб дымчатые стекла. Хлынул резкий свет, словно заново ворвались в глаза каждая вмерзшая в белый наст бурьянина и волк, уходящий широкими прыжками. Самолет уже почти висит над ним, летчик выключает мотор, делается тихо, только воздух свистит, обжигая голые на металле пальцы.
Стрелять вперед, поверх крыла, нельзя: картечинами может перебить оттяжку. Бить надо, когда обгонишь зверя и он на миг покажется внизу, в углу между крылом и задней частью самолета.
Нагоняем. Набегающее крыло уже заслонило от меня серый бок, и сразу же вот он, совсем под нами, скачущий с наморщенной над клыками губой, с поднявшейся на загорбке шерстью. Стреляю. Картечью взброшен под скачущими лапами наст, прыгает загорбок, и все промелькнуло. Куда там и подумать о втором выстреле. Оборачиваюсь: далеко позади волк бежит по-прежнему. Промах. Самолет идет еще прямо. Не простое дело — развернуться на новый заход.
Стараясь не суетиться, перезаряжаю ружье, надеваю перчатки, бью руку об руку. Они занемели. Не пойму — слушаются ли? Бывало, что на самолете за несколько секунд стрелки отмораживали пальцы. Изо всех сил бью руку об руку. Главное, чтоб сейчас, через полминуты, опять не промахнуться. Ведь волк, как говорят, в последний миг может выкинуть что угодно: под прямым углом свернуть к полю или разом присесть. Да и стрельба с самолета особенная: нельзя, как это обычно, выносить стволы вперед, упреждая бегущего зверя, потому что быстрота самолета больше, чем его быстрота. Нужно, вопреки охотничьей привычке, целить в пустой снег позади зверя. То есть все тут наоборот…
Мы уже развернулись, опять пошли вдогон. Пытаюсь умерить толчки сердца. Летчик, словно укоряя меня в промахе, прекрасно ведет машину, подает мне цель с левого бока. Видать, с военным опытом человек, с выдержкой. Снова выключен мотор, снова, хоть следишь только за волком, а каким-то вторым зрением видишь лопасти замедленного винта, и вот метнувшаяся под крылом серая широкая спина — и опять промах!..
Самолет набирает высоту, голова пилота поворачивается ко мне. Она на расстоянии вытянутой руки, но разве разобрать в реве мотора хоть один звук! Понимаю, что пилот обзывает, наверно, меня всякими словами. А может, он просто делится впечатлениями… Разбери-ка, что обозначают кивки кожаной головы с выпуклыми
Но вдруг самолет разворачивается, идет в противоположную сторону. В чем дело?.. Верчусь в кабине, смотрю.
С высоты виден уже не отдельный кусок поля, а весь степной перекат — огромная оснеженная выпуклость и темная точка — волк, устремившийся к краю, к балке.
Самолет начал резко пикировать навстречу. Тут я понял: пилот хочет отвернуть зверя от балки, об этом и кивал, наверно. Мы несемся уже так низко, что былинки, торчащие из снега, стелются в потоке воздуха.
Волк чуть сворачивает, но упрямо, почти нам в лоб, скачет к балке, упорно идет на намеченную цель. Попробуй возьми такого с одной чабанской герлыгой, когда он уходит от передушенной отары!.. Налетаем. Волк, раззявя вдруг пасть, взбрасывается на дыбы навстречу самолету. Пилот ли сплоховал, или уж очень резко прыгнул зверь, но мы пронеслись не сбоку, а прямо над ним — стрелять было немыслимо.
Опять заход, но такой крутой, что правое крыло встало вверху над головами, а левое отвесно пошло куда-то вниз: видать, летчик разозлился. Волк впереди идет ровным скоком, но в последний миг вдруг резко, из-под самого выстрела, бросается под самолет. Непостижимо, неужели учел уже опыт?..
Разворачиваемся в пятый раз… В пятый раз пилот, снова взяв себя в руки, прекрасно, над самой балкой, подает слева. Бью, проносимся мимо, оборачиваюсь. Волчья спина неподвижно темнеет из снега.
Идем на посадку, садимся и подруливаем ближе.
— Взяли наконец! — кричу пилоту.
— Было не упустили, — говорит он, поднимает на голову очки. — Сколько сожгли бензину! Но мы ему все же Сталинград устроили!
Разминая ноги, шагаем к темной крупной спине. Не без опаски трогаю стволами ружья. Снег впереди морды изрыт челюстями, видно, волк кусал снег. Голова тяжелая, прищур глаза неплотный, в прищуре ярко-желтый, не угасший еще глаз.
— Откусался, — говорит летчик и осторожно, носком унты поднимает усатую волчью губу. Клыки под губой желтые, сточенные.
— Много на веку порезал…
Поодаль отрыгнутые куски мяса с овечьей шерстью.
— Вчера надо б его стрелять, и жила бы овечка, — по-крестьянски вздыхает летчик. — Ну, потащили?
Мы берем — один за одну лапу, другой за другую. Невольно пробую на палец забитый снегом коготь. Выпростанный из шерсти, он оказывается длинным, жестким, как согнутый гвоздь.
— Это ж волчиха, — показывает летчик-крестьянин на соски. — И щенная ведь, пакость… Видите? Тут и ее хозяин есть! Найти б его! А?
Торопливо подволакиваем тушу, переваливаем через борт в мою кабину.
— Давай, садись давай! — переходя на «ты», кричит летчик, шагая по гулкому, как мембрана, крылу к своему сиденью. — Мы его сейчас! Лететь вдоль балки, низом надо. Чтоб над самой балкой!..
Взвывает мотор, идем в воздух.
Но волка-хозяина мы не обнаружили. Если его не взяли с других самолетов, он разбойничает до сих пор.
На острове
Товарищ Жариков — аккуратнейший человек, причесанный на пробор волосок к волоску. Помощник председателя райисполкома, он с посетителями беседовал необычайно обстоятельно. Если вопрос решить сразу было нельзя и приходилось назначать следующую встречу, Жариков открывал в настольном календаре нужную страницу, делал пометку, а записав, снова надевал на чернильный карандаш пластмассовый наконечник.