Человек
Шрифт:
Но ниточки истлели, а он этого не заметил. И пошел, как говорят спортсмены и ракетчики, «обратный отсчет». Пришла очередь самому Роберту Эмильевичу испытать на своей шкуре, что такое невроз, неврастения, психозы и психбольница.
После выписки был хор в самодеятельности, где он пел фальцетом, и ванна с водой, та самая, в которой он принимал роды.
И даже то, что до него, ушедшего в жизнь вечную, первой дотронулась дочка, было очень символично, так как это ставило жирную точку в их весьма непростых и противоречивых взаимоотношениях.
Однако воспитание Роберта
— Зачем ты это делаешь? — Поинтересовался я.
— Не спорь со мной, — опустив глаза, затараторила Яна. — Я, видимо, на самом деле, очень плохой человек. Да, да, да, да.
— Хорошо, пусть так. Но, с чего такая убеждённость?
— С того, что вокруг одни подлецы, негодяи, воры да мошенники. Я все это вижу, понимаю и осознаю. Сама же себя со стороны я наблюдать не могу. Значит, точно такая же, если не хуже.
— Если задумываешься об этом, то не так все плохо, — смеясь, ответил я.
Яна оживилась, подняла глаза и стала со мной говорить нормальным языком, а не скороговоркой.
— На самом деле я повесила этот плакат по причине возросшего во мне самомнения. Чтобы не возгордиться. И повторяю все это каждый день только для смирения. Мне сейчас нужно смириться. До этого у меня самооценка была низкая, и на месте этого плаката висел другой. Там было написано: «Я, Яна Робертовна Прутикова, самая умная, самая красивая, самая обаятельная, самая привлекательная». Вот. Как только самооценка поднялась, плакат сняла. Но, я с самовнушением переборщила. Самомнение во мне стало зашкаливать. Вот и сделала новую мантру.
— А без этих словесных костылей ты передвигаться уже разучилась? Не можешь двигаться, без подобной помощи?
— Так других же помощников нет. На тебя же нельзя понадеяться.
— И не надо. Не надо на кого-то или на что-то надеяться, кроме себя самой. Сама себе не поможешь, никто не поможет. Запомни это, — сказал я.
И Яна это, видимо, запомнила, так как обо мне совершенно забыла. Я на нее не сержусь. Всего ей хорошего.
Пари
Историю свою начну с конца.
Приехал я к матушке и стал жаловаться:
— Строил планы, — говорил я, — имел идеалы, а сейчас ничего. Ничего не хочется.
— Выпей водки, — улыбаясь, сказала мама.
— И водки не хочется. Не вижу смысла.
— Смысл, все же ищешь? Значит, не совсем пропащий. Помучаешься, поплаваешь в океане страстей, и выберешься на берег.
Так утешала матушка.
А началось все со спора, который должен был показать, у кого из нас с Ульяной, больше силы воли. Кто будет в доме хозяин. Собственно, Ульяна сама всю эту кашу заварила. Устав от моей четырехмесячной пьянки, сказала:
— Любимый, хватит пить. Ты склонен к алкоголизму.
— А тебе, любимая, — сказал
— И сколько удерживаться?
— Всего одну неделю. Позвони подругам, объясни. Скажи: «Недельку потерпите. Любимый зарекается навсегда бросить пить». Подруги, надеюсь, поймут.
— Не хочу никаких «слово даю», потому что все это несерьезно. Ведь на самом же деле не выдержишь.
— Ты, сплетнезависимая, бесхарактерная, — закричал я в исступлении, — обвиняешь меня в том, что у меня нет силы воли? Давай! Давай, испытаем друг друга. Возьмем отпуск на месяц, закупим продуктов, запремся и посмотрим, чья возьмет. Тебе будет можно все, кроме разговоров по телефону. А мне нельзя будет пить. Ни водки, ни пива, ни кваса. Давай поспорим! Давай заключим пари!
— Ты законченный алкоголик, — закричала, не выдержав, Уля. — Ты и одного дня не выдержишь. У тебя же интоксикация начнется. Понос, рвота, пятое-десятое.
— Тебе же лучше, выиграешь пари. С меня, проигравшего, норковая шуба.
— У меня есть норковая шуба.
— Тогда соболья. А если проиграешь, то получишь ремнем по мягкому месту и пойдешь сама, купишь мне ящик водки. И станешь слушаться беспрекословно. Но, ты же не проиграешь. Чего тебе бояться?
И ударили по рукам. Заключили пари, забыв о том, что главная опасность не в самих идеях, а в их искажении. Идея была хорошая. Через соперничество, побороть в себе пагубные привычки. Мне — изжить то, что Ульяну раздражало. А Ульяне — справиться с тем, что меня доводило до белого каления.
Оставлю за скобками описание нашей жизни в течение этого месяца. Скажу только, что и я, и Ульяна оказались людьми с поразительной силой воли. Можно было бы сказать, «победила дружба», или «никто не победил, остались при своих». Но, это не так.
«При своих» не остались. За этот месяц изменились и я, и она. А о «дружбе», даже простой, человеческой, — и речи идти не могло, какая уж тут «победа».
Не победили мы, а проиграли. Вместо того, чтобы поборов в себе все плохое, стать лучше, стать желаннее друг для друга, — стали врагами. Из «любимых» сделались «сожителями», тихо ненавидящими друг друга. Вот, до чего все эти «принципы», эти споры доводят.
Певица
Галина Красина, она же Галка, Галчонок, была певицей Москонцерта. Постоянно что-то напевала. Пела и на сцене, и в дyше, и, когда ела и, не поверите, даже, когда спала.
Мы с ней познакомились двадцать девятого марта. С неба падал мокрый снег, затем пошел дождь. Дул ветер, под ногами была грязная жижа, лужи. То и дело приходилось шарахаться от машин, чтобы не окатили грязью из-под колес. Улицы были пустынны, а мы с ней гуляли. Я Галке показывал спектакль на пальцах, говорил, меняя голоса, за вымышленных, тут же на ходу придуманных героев, и она заливалась чистым девичьим смехом. Казалось, часами этот спектакль смотреть могла.