Чем ближе ты находишься - тем меньше видишь
Шрифт:
«Как я в этом участвовала?» — спрашивает девушка.
— То, что ты делала, когда только пришла к нам… Это были их базы. По сути, ты вытравила их, заставила показаться.
«Я предотвратила одну войну ценой новой. И еще неизвестно, что хуже»
— Мы живы, Ал. Пока мы живы, все можно исправить, — тихо говорит Стив.
— А вот и мы, — в гостиную входит Наташа. — Ты ведь хочешь познакомиться с младшим братом?
Стив уступает ей место на диване, занимая подлокотник за спиной Алисы. Романофф чуть перекладывает младенца на руках, чтобы показать его сморщенное личико девушке. Алиса всматривается в голубые глаза малыша.
— Посмотри, это твой младший брат, — говорит Нат. — Хочешь подержать?
Руки Шутер слабы, не удержат, но Стив обнимает её со спины, страхует, кого женщина перекладывает малыша. Девушка прижимает ребенка к груди, сразу правильно располагает его на локтевом сгибе. Она деловито ослабляет тугое пеленание, громко чмокает губами, привлекая его внимание.
— Тяжелый, — хрипит Алиса. Она чуть высовывает кончик языка и тут же прячет. Малыш делает то же самое. Наташа смеется, пряча лицо в изгиб плеча Шутер.
— Как… — это слово получается резким, только звук с вопросительной интонацией. Рука Стива под спиной девушки напрягается, — зовут?
— Джеймс, — откликается молодой отец. — Но мы зовем его Джейми.
Ал корчит ребенку рожицы. Она наконец-то согревается. Ощущение защищенности и покоя, дыхание родных людей в одной комнате, запах дома после всех потрясений последних часов действуют лучше ледяной ванны, смывая страхи и сомнения. Она существует в коконе любви, который сплели не для неё, но она в нем отлично поместилась.
Когда Джейми вновь засыпает, Роджерс уносит его в кроватку.
— Я теперь мама, — гордо говорит Наташа.
Женщина достает из кармана халата большой платок, повязывает его Алисе, скрывая отсутствие волос. Она делает на её голове что-то настолько изящное, что никогда не догадаться, что под пестрым шелковым отрезом — голая макушка.
— Я хотела, чтобы у тебя был еще кто-то помимо команды, потому что ты слишком впустила нас в себя, — вдруг говорит Наташа. Именно сейчас она может оправдаться. Даже если её вины нет, это не значит, что она не подталкивала Алису к тому, что случилось. — Я понимаю, что тебе нужна команда, нужна семья, и ты много сделала для нас, больше, чем мы заслуживаем. Ты любишь всем сердцем, помогаешь другим познать любовь. Ты кажешься наивной, придавая значение чувствам больше, чем силе или комфорту. Ты чудо, Ал, — она берет лицо девушки в свои ладони. — Ты чудо, и это твой главный дар… Я сохранила для тебя кое-что.
В её руках оказывается маленькая квадратная коробочка с золотым рисунком-вензелем.
— Это очень серьезный шаг, — говорит она, отдавая коробочку Ал. — Для него все решено, но ты… Если в тебе есть хотя бы немного сомнения, не делай этого, прошу. Он сломан не меньше тебя, Алиса, и если это не значит того, что должно значить, то это убьет его.
Девушка крутит в пальцах сокровенную тайну для двоих, не взлелеянную, но желанную. Привет от себя до извращенной ревности, Аляски и настоящей дикости. Достойна ли она сейчас того, что лежит внутри этой картонной упаковки? В любом случае, решать это будет не она, а тот, кому её содержимое предназначено.
У неё есть несколько спокойных часов перед рассветом, который она хочет встретить на веранде, в шезлонге, под шум близкого моря. Несколько спокойных часов перед тем, как новая история затянет её с головой.
***
Алиса идет к лестнице наверх, на чердак
За толстой дверью мечется огонек — так она ощущает жизнь внутри. Ал касается пальцами деревянной обшивки, но тут же толкается вперед, не давая себе времени на страхи. Первым в глаза бросается огромное окно с видом на океан и бескрайнее небо. Как другой мир за пределами понимания. Затем она отмечает скудность обстановки, минимум мебели: матрас на полу, пирамиды коробок, верхние из которых открыты, и комод, куда помещалась абсолютно вся одежда. Конечно, Клинт Бартон и его вера в равноправие ящиков. На полу нет ничего, только голая серая поверхность, нагреваемая солнцем. Это место выглядело необжитым, в нем точно не было места другой женщине, здесь был Клинт, и какая разница, где жить, если рядом человек, которого ты любишь всем сердцем.
Алиса смотрит на Клинта, который с увлечением копается во всех ящиках комода, вытаскивает оттуда предметы гардероба, придирчиво рассматривает и комком убирает обратно. Он стоял спиной к входу, может, поэтому он и не заметил её присутствия, хотя, дверь скрипнула, возвещая о вторжении. Алиса хмурится, однако вид полуголого, влажного после душа, в одних боксерах, облепивших бедра, мужчины завораживает. Завораживает, как солнечный свет преломляется в капельках воды, отражается от гладкой кожи, путается в светлых, взъерошенных волосах. За ушами выбриты широкие полосы, откуда? Алиса рассматривает его, не зная, намеренно он игнорирует её или нет. Но перекатывающиеся под медовой кожей мышцы, плавность движений, опасность в мнимой расслабленности, идеальная пропорциональность, баланс между силой и гибкостью — слишком завораживающее зрелище.
— Ты от меня не отделаешься, знаешь об этом? — с насмешкой спрашивает Алиса, не получая ответа…
…Клинта выматывают поездки, которые отрывают его на недели от дома, он уже ничего не может сделать для своей девушки, пока она превращается и спит, распотрошенная, оставленная без секретов. Но когда она проснется, он обязан наверстать упущенное.
Однажды, после рейда по Аляске, он остается в снежном лесу, приходит в тот самый дом и пытается понять. Он перебирает книги и комиксы, прячет их от сырости и ветра в сундуки, смотрит на балки под крышей, залезает на остывшую печь. Он ходит снаружи, осматривает постройки, пьет студеную воду из колодца, с самой глубины. Бартон собирает деревянные луки и стрелы, берет в руки два настоящих соколиных пера, рассматривает мишень и следы на снегу. Этот дом кажется проклятым, мужчина почти ждет появления призраков, но воет ветер в трубе, звенят стекла, призраки игнорируют его.
Клинт едет в оставленную деревню, бродит по пустым улицам, ищет таверну. Ему навстречу выбегает собака, заливисто лает, прыгает на него, мечется белой стрелой между ним и одним из домов. Дверь, в которую она скребется, открывается, выходит низенький старичок в большом не застегнутом тулупе с ружьем в руках.
— Снежинка! — прикрикивает он на собаку. — Что ты десь ищешь? — он переводит взгляд светлых глаз на Бартона, чуть приподнимая ружье.
Мужчина едва разбирает слова, старик его понимает и переходит на менее исковерканный английский, повторяя свой вопрос.