Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
— Нормально.
— А как наш маленький?
— Все нормально, — снимая сопли с носа, отвечает.
— Больше не тошнило?
— Нет.
— А голова?
— Кружится, но…
— Мигрень? — прикрываю глаза и пальцами свободной от трубы руки с огромной силой зажимаю переносицу. — Есть какие-то проблемы? Ты была у врача?
— Нет-нет. Просто…
— Я скучал, жена.
— Когда ты приедешь? — она, похоже, оживляется. — Я через тридцать минут выдвигаюсь за Игорем.
— Ты дома?
— Сдавала контрольные и убирала.
— Ты у нас? — как будто сомневаюсь. — Я думал, что ты у родителей. Сегодня…
—
Каких-то пару часов с постоянной скоростью по гладкой идеальной трассе, и я на месте.
— Что купить? — спрашиваю у Юлы.
— Ничего. Все есть. Как ты будешь добираться?
— На машине, — спокойно поднимаюсь и освобождаю замлевшую от неудобной позы задницу, коленями отталкиваю продавленное на кожаном сидении кресло.
— Ее уже отремонтировали?
— Возьму служебную. Что случилось?
— Не задерживайся, пожалуйста. Рано темнеет и…
— И? — застегиваю пуговицы на пиджаке.
— Я соскучилась…
Вот это да!
Вчера об этом речи не было. Оставшуюся часть суточного времени мы провели, играя вчетвером в гляделки. Натянутость не расслабляли не слишком умная трепня Сергея и услужливость Жени, которая странно прятала от меня глаза.
Мне действительно не повезло с этой вынужденной командировочной поездкой, хотя по возвращении я вида, как обычно, не подал. В деловой сфере, в стабильном бизнесе, в избранной профессии нет вообще проблем, а вот в человеческих отношениях сплошняком прогуливаются кляксы, да неуместные по синтаксису знаки препинания — запятые, неуверенные точки, вопросы, восклицания и многоточие там, где подобного не должно быть априори. В чем-то Сашка, вероятно, даже прав. С Романой творятся очень странные дела… Здесь нужно вставить уместное по обстоятельствам небольшое уточнение. С ней нет проблем, как с обязательным заказчиком и платежеспособным уверенным клиентом, но, как с красивой женщиной, лично у меня присутствует недоговОренная ерунда. Это физическое влечение, инопланетное вторжение, притяжение в однотипных точках, неуместная симпатия или это половая грубая игра, но Шелест, по моим же ощущениям, уже в открытую со мной флиртует. Чего только стоят ее прикосновения к пальцам и запястьям, или томное дыхание возле плеча, когда она прочитывает, совершенно не стесняясь, ту корреспонденцию, которую я на личный электронный ящик получаю, наклонившись надо мной и отставив пошло задницу, как будто бы случайно стоячей грудью задевая мою спину.
А тут еще машина подвела. Не выдержала, видимо, большого напряжения. Я почему-то не сказал Саньку, что выдавливал тот самый газ, словно намеревался ботинками пронзить земную твердь и по колено окунуться в клокочущую магму. Я бешено спешил домой. Закончив с тем, что было по регламенту задумано, запрыгнул в салон и, не оглядываясь на тонкий силуэт хозяйки закрытого от посторонних глаз индивидуального пансионата, особо не разбирая дороги, как оглашенный, помчал домой. Но не тут-то было… Конь захрипел и застучал копытами. Машина, как вкопанная, стала близ какой-то деревушки. Вот так я и оказался в ночное время на полностью неосвещенной трассе в качестве заблудшего или отбившегося от покорного и блеющего стада, но все еще подпрыгивающего на ухабах и местами непокорного барана…
Я оказался снова прав, когда предусмотрительно отмерил два часа на обратную дорогу. Толстой каракатицей лениво заползаю на парковку, убираю дальний свет и
Я успеваю всего лишь приоткрыть входную дверь, как тут же натыкаюсь на суетящуюся в полутемном коридоре Юлю.
— Привет! — чтобы забрать пакет с продуктами, которые я все-таки предусмотрительно купил, она протягивает обе руки.
— Не надо, — вполне возможно, некультурно поворачиваюсь к ней спиной.
— Как дела? — прижимает оставшиеся без дела странно бледные кулачки к губам.
— Отлично. Ты…
— Я заждалась, — почти подскакивает на ровном месте. — Ты задержался. Что-то случилось?
Хочу съязвить и плюнуть:
«Не дождешься!»,
но вместо этого спокойно отвечаю:
— С чего ты взяла?
Цепляя носками туфель пятки, стягиваю обувь, и вынужденно ставлю продукты на мягкий низкий пуф.
— Кость…
Нервничает, мельтешит, зудит и ерзает… Хм? Проблема с совестью или у нее эмоциональный из-за беременного состояния приход?
— Что-то с ребенком? — настораживаюсь, пока снимаю верхнюю одежду, стою к жене спиной, однако затылком, лопатками и задом ощущаю, как сильно дергается Юля и как почти самозабвенно взбивает этим дерганием пространство возле, рядом, позади и перед собой.
— Ты голоден? Я приготовила рагу и…
— Где Игорь?
— Он уже поужинал. Извини, — я поворачиваюсь к ней лицом и вижу, как она маниакально, что ли, выкручивает суставы пальцев, как сильно раздирает кожу, укрывая собственную шкурку кровавыми полосками, как шурудит ресницами, прочесывая, вероятно, беспокойным, где-то даже глупым взглядом мудреный напольный узор. — Сладкий в своей комнате.
— Один?
Юля поднимает руку, демонстрируя детскую рацию с размеренно мигающей зеленой лампочкой.
— Я слежу за ним.
— Что произошло? — свободно, вдоль бедер располагаю подрагивающие руки.
— Прости меня, пожалуйста, — внезапно шепчет чертово признание.
— За что?
Играю, видимо, придурковатого козла.
— Ничего не было. Между мной и Святославом…
— Пустота?
— У сына был день рождения…
— Я голоден, Люлек. Покормишь? — похоже, делаю свой первый примирительный, но слишком куцый, шаг.
— Да! — мгновенно вскидывается и тут же отступает. — Руки, Костя…
Это не семейный ужин, а поминальный обед после скучных похорон того, что недостойно памяти и традиционного стола. Она сидит передо мной с опущенными и спрятанными под стол руками, услуживает французской гувернанткой, что-то постоянно предлагает, отвечает сухо, односложно, скучно, кривит губы в попытке растянуть улыбку, глубоко вздыхает и периодически поглядывает через мое плечо, сверяясь с временем, которое отбивают нанесенные на глухую стенку как будто солнечные, но со скрытым механизмом современные часы.