Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
— У Вас большой послужной список, Святослав. Есть государственные награды, благодарности… Вы герой.
— … — мгновенно вскидываюсь, на последней фразе, как от дефибриллирующего разряда оживая.
«И что?» — про себя кричу, намертво сцепив и так с недавних пор не разжимающиеся зубы.
— Сколько кампаний Вы прошли? Можете назвать количество? Хотя бы приблизительно.
— В деле все указано, — киваю на ее рабочий стол.
— Мне нужен Ваш ответ, Святослав. Как Вы оцениваете ситуацию? Лично.
— Не доверяете написанному?
— И все же.
Правильно
— Говори мне «ты», пожалуйста, — в качестве ответа предлагаю.
— Нет, — отказ дополнительно подтверждает, качнув отрицание головой. — Во время сеансов этого не будет. Не стоит сокращать дистанцию и обесценивать отношения «врач-пациент».
Я пациент! Да просто охренеть…
— Почему?
— Это работа, я на рабочем месте. В мои должностные обязанности не включены личные отношения с…
— Такими, как я?
— Таковы правила.
Забыла, видимо, добавить:
«Я очень сожалею, мальчик».
— Значит, я твоя работа? — задаю вопрос, и громко хмыкнув, тут же осекаюсь.
Работа, обуза, эмоциональный инвалид, с которым тяжело наладить отношения. Да что там отношения… Я теперь никто! Социальный рядовой с погонами на два просвета и две средние звезды.
— Сколько…
— Я не помню, — поворачиваюсь лицом к окну. Солнце слепит, задевает чем-то воспаленную сетчатку глаза и заставляет суживаться подвижный к фотонам зрачок. Я морщусь, зажмуриваюсь, оставляя острую полоску топорщащихся ресниц. В ушах гудит, а руки трусит. — Какая разница? — дополнительно шиплю, не разжимая губ.
— Хорошо.
Хорошо? Это все? Странно. Я ведь не ответил на ее вопрос.
— Что это значит?
— Я пытаюсь начать разговор.
— Считаешь, что у тебя получается, а я иду на контакт, как тот слизняк из детского мультфильма? Дудишь, дудишь, а я копирую, потому что на самом деле не человек, а бесхребетная улитка чрезвычайно восприимчивая к выпущенным в определенном порядке нотам?
— Конечно. Сейчас я могу назвать точное количество слов, которые Вы произнесли, — усмехается, выставляет согнутые в локтях руки на подлокотники своего кресла и сцепляет пальцы в замок, который аккуратно подгоняет себе под гладкий подбородок. — Сказать или примите на веру?
— Скажи.
— С учетом последнего согласия — ровно шестьдесят два слова.
Шестьдесят два! Шестьдесят два раза я «с чувством, с толком, с расстановкой» раскрыл рот и выдал что-то важное в эфир. Хм! Я бы усомнился, да по сосредоточенному и серьезному выражению ее лица не скажешь, что она в чем-то именно сейчас специально шутит и меня намеренно стебет.
— Расскажите о своей семье, — она закидывает ногу на ногу, выставляя мне на обозрение острую коленку, обтянутую серой джинсовой брючиной.
— У меня нет семьи.
— Где Вы живете, Святослав? — нераздражающе, ненавязчиво и очень мило раскачивает оторванную от земли оттопыренную и свободную от обувного задника розовую пятку, отблескивающую нежной
— В доме, — застываю, глазами стопорюсь на птице, прыгающей по пластиковому отливу с той стороны и заглядывающей к нам в окно. — Как все, как обычный человек.
— Расскажите о доме.
— Я не хочу об этом говорить.
— Хорошо.
— Семьдесят девять или доведем до круглого числа? Значит, будет восемьдесят? На этот счет согласна? — подмигиваю, криво улыбаясь.
— Идет! — она раскрывает свой блокнот, вытягивает из корешка стальную ручку и, щелкнув колпачком, что-то начинает быстренько писать на девственной пока от чернильных каракулей с болезненной желтизной бумаге.
— Долгожданный рецепт на антидепрессанты? — вытягиваю шею и заглядываю туда, где собеседница суетливыми движениями что-то важное изображает. — Считаешь, что за мой счет сможешь выручить финансово аптеки? А анализы надо сдавать или поверишь на слово, мол, ничего не беспокоит, а я здоров, как бык, да и моя рожа безукоризненно подтверждает состояние, о котором в народе говорят «кровь с молоком»? Кстати, кровь моя или моча, например, не требуется? Что еще нужно предоставить, чтобы получить легальную дозу от врача?
— А Вы нуждаетесь в таких препаратах? — насупившись, из-под бровей рассматривает меня. — Считаете, что крайние меры — единственный выход?
Выход? Мне бы разобраться, где тут вход.
— … — ничего не говорю, лишь в недоумении с постной миной пожимаю плечами и качаю головой.
— Что-то беспокоит? Физически болит? Как у Вас со сном?
— … — наклоняю голову на бок, прижимаюсь ухом к своему плечу и с нескрываемым интересом рассматриваю врача, почти девчонку, подсчитывающую с серьезным выражением лица бестолковые слова, которые я ей тут любезно подгоняю. — Я такой первый, Леся? У тебя? — демонстративно исправляюсь. — У Вас!
— Первый? То есть? — в точности копирует меня, повторяя каждый жест и нервную ужимку.
— Ну-у-у, с таким крученым прибабахом, — вращаю пальцем у виска, указывая, по-видимому, на конкретное место сосредоточения инфицированной военной гнилью вавы. — Тебе тяжело дается общение со мной? Я сильно раздражаю? Напрягаю, не позволяю вдохнуть полной грудью и расслабиться? Никита — цветочек, по всей видимости, а я…
— Вы мне интересны, Святослав.
— Интересен? — зачем-то ей подмигиваю. Похоже, я с юной докторшей флиртую, распушиваю перья и пошленько вступаю в сложную игру.
— С профессиональной точки зрения, конечно.
— А-а-а! — открыв пошире рот, с досадой причитаю. — На этом на сегодня, пожалуй, все? — сверяюсь с минутной стрелкой, ожидающей двенадцатичасовой отмашки секундной вытянутой палки.
— Да.
Выталкиваю себя с насиженного места и, не оборачиваясь на сидящего — уверен, что с обворожительным недоумением на лице — специалиста, направляюсь к двери, дарующей мне долгожданную свободу из психологической темницы.
— До послезавтра, Святослав, — не спрашивает, но с уверенностью утверждает, назначая дату новой встречи на старом, черт бы его подрал, лобном месте.