Chercher l'amour… Тебя ищу

Иголкина Леля

— Мне кажется, ты на нервном взводе, женщина? Тревожит что-то?

— Нет, тебе определенно кажется. Крестись, если верующий, — выходит из кабины и тянет руки за банным полотенцем, которое я ей предлагаю. — С чего ты взял?

— Злишься, видимо, из-за него?

— Кость, честное слово, не хочу об этом говорить. Ты задрал! Пожалуйста! Чего прицепился к Святу? Я твоя жена, ты мой муж, а эта встреча…

— Вынужденная? — заканчиваю за нее.

— Я не знаю.

— Что именно?

— Вынужденная, под пытками, по доброте душевной

или из-за блажи, которую организовал отец? Ты же знаешь, в курсе, как я к этому отношусь, зачем каждый раз напоминаешь, зачем заостряешь внимание, зачем заставляешь сомневаться? Святослав — это мое прошлое. Оно ведь и у тебя есть, муженек. Игорь — его сын, а ты…

— Юля, Юля, Юля… Стоп! — обнимаю за плечи и притягиваю к себе. — Игорь — мой сын.

— Господи! — скулит мне в сиську, пальцами прищипывая сосок.

— Мы семья. Забыла?

— Я помню. Я рада. Я, — резко замолкает, все так же потирая мою грудь, — люб…

— Тшш! — обхватив ее затылок, сильнее вжимаю в тело. — За нами, кажется, шпионят. Слышишь, серенький мышонок где-то рядом делает подкоп?

— Нет, — гундосит в бесполезных попытках ослабить мой захват.

Это Игорь. Это наш сынок! Уже, похоже, встал и в детской знатно куролесит.

— Что он там делает? — спрашиваю у нее.

— В войнушку играет…

Как его биологический отец?

— … Черт! — шикает на меня. — Отпусти, пожалуйста. Твою мать!

— Юля, Юля…

— Красов, хватит! Воспитываешь несознательную бабу?

— Видимо, недотрахал! Очень жаль, — глубоко вздохнув, с явным сожалением на лице и в голосе, отпускаю, легко отталкивая от себя. — Трусы не забудь надеть, развратница! А то…

— А то?

— Получишь по голой заднице ремнем.

Жена подкатывает глазки и как-то с очевидным недоверием качает головой.

— Думаешь, шучу?

— Угу, — но кружевные поворозки все же тянет.

— Бра? — показываю на бюстгальтер, чашками покачивающийся на поверхности стиральной машины.

— Бра? — сжимает полушария, пропуская между пальцев острые соски. — Красов, ты какой-то тайный нимфоман.

— Этого не отрицаю, но все из-за тебя, Люлёк…

Все исключительно из-за нее.

Завтракаем сытно и обязательно полезно: овсянка, фруктовый творожок и пышные блинчики с кленовым сиропом, присыпанные шоколадной крошкой. Я вынужденно потребляю данный пищевой набор. Это из-за Игоря, конечно, который в точности все повторяет за мной.

Затем по расписанию у нас идет прогулка в парке, яркие аттракционы, детские качели, обед на выезде — выходное совместное времяпрепровождение. Но я определенно замечаю никуда не исчезающее волнение. Она точно нервничает, покручивает пальцы, ногтями поддевая шкуру, формирует заусениц, который, цокая, сама же и грызет. Так не годится, не пойдет…

— Юль, в чем дело? — решаюсь на еще один вопрос, которым, по-моему, уже успел достать ее.

Жена накручивает на палец локон, выставив острый локоть на бортик пассажирской двери в машине,

в которой мы втроем сидим в ожидании «стрелки», разрешающей движение налево, чтобы аккуратно съехать на хорошо изученную трассу по направлению к родительскому дому.

— Ни в чем, — сухо отвечает. — Тебе пора! — кивком указывает на только что на светофоре появившийся нужный цвет.

— Спасибо, — осуществляю поворот. — Как в общем настроение?

— С утра не изменилось, Красов. Чувствую себя нормально, жалоб нет.

— Грубишь? — подмигиваю Игорю, сидящему сзади в детском безопасном кресле. — Мама меня ругает. Представляешь?

— А за сто? — смешно картавит парень.

— Не знаю, — дергаю плечами и с аналогичным вопросом обращаюсь к недовольной даме. — А за что? Ответь, пожалуйста.

— Я не ругаю, — следит за сыном вполоборота, пропуская между пальцев свой ремень безопасности. — Не выдумывай, пожалуйста. Едем к дедушке и бабушке, сынок. Навестим их, погуляем там, а потом домой вернемся. Хорошо?

— Да, — мальчуган хохочет, выставляя нам с ней на обозрение свой беззубый рот.

— Как дела, пацан? — отрываю руку от рычага и даю расчетную отмашку. — На счет три. Согласен?

— Да.

— Один! — задаю наш старт по договору.

— Два! — подхватывает Юля.

— Тли! — а последним детский голосок пищит.

— Отлично, семья. Так, как у нас дела?

— Нормально! — на три голоса одновременно отвечаем.

— Что по поводу музыки? Есть пожелания на сейчас? — теперь я обращаюсь к сыну.

— М-м-м, — жена закатывает глаза и откидывается в кресле, несколько раз прикладываясь затылком о не слишком мягкий подголовник.

— Тебе, я так понимаю, все равно, Люлёк?

— Я не имею права голоса в этом месте. Все равно ведь будет…

— «Блеменские лузыканты», — кто-то шустрый заказывает за нее.

Юлька выставляет руки в красноречивом жесте:

«Я же говорила, Красов. Зачем спросил? Все ведь было ясно!».

— Про сыщика, сынок?

— Врубай арию Трубадура, Костяника, — предлагает мне жена.

— Игорь, ты не возражаешь?

— Сто?

Похоже, высокопарную речь мальчишка в силу возраста пока еще не понимает. Ему почти четыре, без двух месяцев и трех дней.

— Желаешь послушать про любовь? — шепчу жене.

— Про страдания, наверное, — парирует мне.

— Какие там страдания?

— Врубай уже, — ладонью бьет по бардачку.

— Твоя просьба — для меня закон…

Долгая дорога, простые разговоры, детский смех на заднем сидении и перемигивания с женой, которая где-то на второй части музыкальных приключений бременских друзей немного оживилась и даже стала подпевать страдающей принцессе за белокурым смутьяном с крутой гитарой, но с большим шишом в кармане.

— Приехали, — слепо пялюсь в закрытые железные ворота, за которыми нас ожидает просторный двор и встреча с тем, с кем я предпочел бы не встречаться. По крайней мере, пока. Вру опять…